– Был... – мрачно повторил Денис.
Цыган выбросил бычок с балкона.
– Вот именно! Медведя больше нет. Потому разводить нас по углам теперь некому. Так что не пыли у меня перед глазами!
Лена беспокойно выглянула на балкон.
– Ну вы чего, ребята? – настороженно оглядела она Цыгана и Грязнова.
– Все нормально, Ленок, – грустно улыбнулся Цыган. – Кирилла вспоминаем.
А за столом теперь уже шел оживленный разговор. Старалась перекричать всех молоденькая помреж:
– Вы вот не поверите, а я предчувствовала – только он взял пистолет, меня прямо в жар кинуло. Даже закричать хотела...
– И как грохнет, я чуть не умер от страха, – говорил тщедушный осветитель.
– Что же ты, Лилечка? – с усмешкой спросил Вакасян. – Закричала бы, и, может, сейчас мы здесь не сидели б.
– А я ничего не видел, ничего, – с досадой говорил здоровенный ассистент оператора Коля.
– У нее все сикось-накось. Когда молчать надо, так ей рот не заткнешь, – перекидывая папиросу с одного угла губ на другой, сказала Успенская.
– Ужас, прямо ужас какой-то! – всхлипывала гримерша, искоса поглядывая на себя в маленькое зеркальце. – А вам, Людмила Андреевна, лишь бы гадость сказать.
Ксения пила одну рюмку за другой, беспокойно оглядывалась на Максимова.
– Правда, Люся, хватит, – с недовольством проговорил Вакасян, покосившись на появившегося в комнате Грязнова.
Помреж, вспыхнув, выскочила из-за стола.
– Ужас – даже представить страшно, – снова сказала гримерша.
– Представить как раз можно было. Вот я как раз что-то такое предполагал... – сказал Вакасян.
– Только смотрю – лежит уже весь в крови, ничего не видел, – все сокрушался ассистент.
– Он вам что-нибудь говорил? – спросил Грязнов Вакасяна.
– Постоянно, перманентно, я бы даже сказал навязчиво. Понимаете, тут такое дело – пишущий человек создает некую реальность, а эта реальность потом каким-то образом материализуется. Да вам об этом любой писатель скажет. А у Кирилла в последнее время что ни сценарий – самоубийство. Да всегда на людях – эффектно, с выдумкой. Навязчивая тема. А у нас говорят – какие темы бережешь, так и живешь.
– Или наоборот? – вставила операторша.
– Надо вообще без темы жить, – сказал Варшавский. – Так спокойнее, а, спокойнее?
– Ты бы помолчал, жучило, – вдруг пробурчал Максимов. – Здесь художники собрались, понял?
– Вить, а я что, я просто... давай не будем, – широко улыбался Варшавский. – Мне тоже несладко, да.
– А всем сладко, да? – поднялся Максимов и пьяно оглядел присутствующих. – Я вам работу дал, бабки достал, а вы меня грохнуть хотели?.. Вот она, людская благодарность!
– О, затянул по новой, блин, – тихо выругался Вакасян.
– Мы как раз сайнекс снимали, – сказал ассистент.
– Вы же без меня на любой клипчик рекламный бросались! – продолжал бушевать Максимов. – Конечно, жрать-то всем хочется! А я вам – настоящее кино!
– Как все это осточертело. – Ксения, молчавшая все поминки, сама себе налила очередную рюмку водки и залпом выпила.
Ксения была красивой, чуть нервной блондинкой с большими черными глазами. Киношники про таких говорят – ее камера любит. Денис вспомнил, как Ксения обожгла его взглядом еще там, в павильоне, и сердце сразу как-то сладко сжалось.
– Первый раз такой ужас вижу, – не слушала общего разговора гримерша.
– Да уж, поснимали настоящее кино, – сказала Ксения, криво улыбнувшись. – Дал ты нам работку, Витечка. Спасибо!
– А ты вообще заткнись. Дура. Когда джигит говорит, говно молчит, – вызверился на Ксению актер.
– Ублюдок! – тихо сказала Ксения и встала из-за стола.
– Сидеть! – рванулся к ней Максимов, но не удержался, упал на Успенскую.
– Витя, я уже не в том возрасте, – хмыкнула операторша.
– Пошла ты на...
Успенская не дала ему договорить, влепила звонкую оплеуху – Максимов и свалился на пол.
Стол затих.
– Так, этого орла отпускать сейчас нельзя, – сказал Вакасян, поднимая бесчувственного актера с пола. – Нажрался так, что и родной дом не найдет.
– Не волнуйтесь, я довезу его, – успокоил Грязнов. – Адрес я уже знаю.
3
– Ксюш, ну не бузи! Иди лучше ко мне...
Они ехали в такси по улицам города. Грязнов на переднем сиденье, а сзади – Ксения с Максимовым. Актер клевал носом. На поворотах он открывал глаза и тут же лез обниматься к ней. Она отпихивала его от себя.
– Ага, счас...
– Если хотите, я могу сесть сзади, а вы вперед, – предложил Грязнов Ксении.
– Сама справлюсь.
Когда приехали, Грязнов не без труда втащил пьяного актера в квартиру. Ксения вошла следом.
– Господа! – актер рухнул на диван. – Располагайтесь. Чувствуйте себя как... хотите.
– Я его уложу? – сказала Ксения.
– Тогда я – чай. – Грязнов вышел на кухню.
– Какой чай, граждане? – расслышал-таки пьяный Максимов. – У меня в баре отличный шнапс имеется.
– Давай быстренько разденемся – и баиньки. – Ксения начала раздевать Виктора.
– О'кей. И ты тоже. Давай и я тебе юбочку помогу задрать.
– Ну хватит, Витя! – оттолкнула она руки актера.
Грязнов появился в комнате с чашками и заварным чайником.
– А он мне жизнь спас... Ой, ребята, что-то мне плохо, – страдальчески закатил глаза Виктор. – Ксюшка, выкупай меня в ванночке, – заканючил Виктор. – Ты же это умеешь.
Кое-как удалось его угомонить, Максимов уснул, пуская детские слюни и звучно храпя. Зрелище не для слабонервных.
А Грязнов и Ксения сидели в комнате и пили чай, прислушиваясь к храпу из спальни.
– Ваш любовник? – спросил Грязнов.
Ксения внимательно посмотрела на Грязнова.
– Ого! Следствие серьезное и глубокое, – сказала язвительно.
– Извините.
– Экс, – выдохнула она. – Теперь уже экс-любовник.
Грязнов допил чай, встал.
– Ладно, я пойду. – Он устало потер глаза.
– А стоит?
– В каком смысле? – опешил Грязнов.
– Да смысл всегда один...
Грязнов усмехнулся, с интересом рассматривая Ксению.
– Хм... А вы красивая... – сказал он чистую правду.
– Так что, слабо совратить красивую? Могу открыть тайну – сейчас это вам будет сделать нетрудно.
– Превышение скорости. Я так не езжу.
– Ну нет у меня сейчас сил разыгрывать любовные прелюдии.