– Ну... Понимаете, они постоянно занимаются с майором, он ввел среди этих бывших «трудных» военную дисциплину. Обучает их начаткам военного дела... Они же в свою очередь ведут пропаганду здорового мужского образа жизни среди следующего поколения «трудных». Все это, разумеется, происходит на общественных началах!
– Что вы имеете в виду под начатками военного дела? – насторожился Яковлев. – Стрелять из автоматов и пистолетов тоже обучаете?
– И из автоматов, и из пистолетов! – Каменев резко повернулся к Владимиру. – Да, обучаем! А как, по- вашему, еще можно было заинтересовать мальчишек занятиями, на которых мы в первую очередь вкладываем в них этические основы человеческого поведения, с которыми их дорогие родители не удосужились ознакомить в детстве? Чаще всего по той причине, что и сами были не в курсе!
– Очень интересно! – серьезно заметил Яковлев. – Поскольку официально вам для этой цели вряд ли бы выдали оружие, часть списанных единиц и есть материальная часть вашей группы?
– Да какая там матчасть! – вмешался Лазарев. – Один «калаш» и один «макаров», полное старье... Что касается официального разрешения, и губернатор, и мэр города не только в курсе нашей общественной работы с молодежью, но за восемь лет у нас целых шестнадцать грамот скопилось за успешную воспитательную работу! Поймите, большинство ребят, с которыми возится майор Каменев, призыву в армию по тем или иным причинам не подлежат, а благодаря Ивану Степановичу они не чувствуют себя какими-то там неполноценными отщепенцами. Помогают ему очень активно, некоторые сами уже работают на общественных началах со старшеклассниками...
– Насколько понимаю, – спросил Яковлев, – стрелять они учатся здесь, на территории части?
– С разрешения округа, заметьте! – поспешно уточнил подполковник. – Ну не организовывать же им отдельное стрельбище в городской черте!
– Понимаю. А срочникам это что, никак не мешает? Обычно, я знаю, бо€льшую часть дня стрельбище бывает занято. Возможно, сейчас что-то переменилось, но в мое время...
– Занятия проходят не чаще двух раз в неделю, – снова заговорил майор, – по вечерам. – Солдаты в это время ужинают, отдыхают. Да я вообще не понимаю, почему об этом зашла речь! При чем тут мои парни и это ваше... убийство?!
– Убийство не наше, – прищурился на нервного майора Яковлев. – Точнее, если учесть, что оружие списано из данной части, наше оно в той же степени, что и ваше. Каким образом и где уничтожаются списанные единицы?
– За полигоном, примерно в полукилометре, на нашей территории располагается площадка, – пояснил подполковник, – на которой по мере необходимости мы и уничтожаем пришедшие в негодность боеприпасы и оружие. Что касается оружия, это, как вы понимаете, происходит крайне редко. Не каждый год, во всяком случае. Поначалу сжигаем, а то, что не горит, – металлическая часть... По мере необходимости вызываем специальную крытую машину и по договоренности со сталеплавильным заводом отправляем к ним на переплавку.
– Пистолеты и револьверы, как я понимаю, в переплавку идут целиком, поскольку гореть там особо нечему? Во всяком случае, «макаров», найденный нами на месте убийства, не сгорел...
– Послушайте... – Майор снова вмешался. – Машина документально оформляется офицерской комиссией, это небольшой закрытый фургон, открывается исключительно изнутри. Ваш, кстати, милицейский. Снаружи еще и опечатывается. Все время следования от части до плавильной печи присутствует сопровождающий офицер... В последний раз это был лично я! И я готов присягнуть, что ни один ствол никуда не исчез по дороге!.. Разве что на заводе.
– Не сомневаюсь! – Яковлев встал. – Не подскажете, когда в последний раз это происходило?
– Месяцев семь-восемь назад... Точнее можно посмотреть по документам у меня в кабинете.
– Надо полагать, у вас есть списки вашего... общественного отряда?
– Разумеется! – кивнул Каменев. – Хотите взглянуть?
– Хочу, – согласился Володя. – А заодно, если не возражаете, поприсутствовать на ближайших занятиях...
– Списки могу даже отксерокопировать. А насчет занятий? Боюсь, в ближайшие три недели это невозможно.
– Почему?
– С завтрашнего дня у меня очередной отпуск, рапорт я подал еще месяц назад. Так что...
– Что ж, пока не смею вас больше задерживать, – задумчиво кивнул Яковлев. – За ксерокопии – спасибо... Можно получить прямо сейчас?
– Пойдемте. – Майор первым двинулся на выход, бросив на прощание на подполковника какой-то, как показалось Володе, странный взгляд.
– Понимаешь, Дима, – говорил Яковлев спустя два часа, вновь сидя в доме Азаровых за ломящимся от еды столом, – конечно, я и не ожидал, что фамилия Лопухина объявится в списках этого «воспитателя молодежи». Но сама ситуация видится мне так...
– Погоди, – перебил его Дмитрий. – А почему не ожидал-то?
– Я, едва переступив порог кабинета, понял, что товарищ майор, во-первых, очень нервничает, во- вторых, настроен ко мне враждебно.
– Ясненько... – задумчиво произнес Азаров. – Так что там насчет твоего видения ситуации?
– Вывезти ствол с территории части – раз плюнуть, – усмехнулся Владимир. – Достаточно сунуть списанный, но целенький автомат или пистолет в общую кучу, договорившись с сопровождающим офицером... Хотя, по-моему, с таким типом, как Каменев, и договариваться не надо. Не нравится он мне, особенно в сочетании с найденными у Лопухина книжонками, которые я тебе показывал. Но завод ты все- таки проверь.
Дмитрию не пришлось долго упрашивать Яковлева отобедать еще раз у него в доме: пояснил он это тем, что в противном случае его «маман» разорвет сына на части. По словам следователя, Маргарита Павловна была уверена, что несчастные москвичи напрочь лишены нормальной домашней еды, поскольку вынуждены весь день носиться по огромному городу, перекусывая на ходу исключительно всухомятку. А посему каждого столичного жителя, попавшего в диапазон ее досягаемости, следовало кормить «по- человечески» и как можно чаще!
Володя с удовольствием отхлебнул удивительно вкусный абрикосовый компот и посмотрел на Дмитрия:
– Слушай, кстати... Книжонки ты уже наверняка успел просмотреть, но комментария почему-то не слышно?
– Видишь ли, – вздохнул Азаров, – дело в том, что для нас наличие в городе этого, с позволения сказать, молодежного движения – не новость.
– Называй вещи своими именами, если можно: движение, проще говоря, фашистское. Или я неправ?
– Еще как прав! – вздохнул Дмитрий. – Только реальных зацепок, чтобы к ним подкопаться, а уж тем более связать наших местных бритоголовых с твоим майором-общественником, у нас минус ноль! Не те времена, чтобы запрещать им, скажем, собираться у кого-то на квартире для обсуждения насущных вопросов. Тем более что ведут они себя внешне вполне прилично – в том числе и в городе. Ну был, конечно, случай... У нас на рынке торгуют в основном дагестанцы, если ты не в курсе... Вот они нам первые и отсигналили, еще несколько лет назад, мол, угрожают членам диаспоры, если не уберутся отсюда, всякими страшными карами...
– А говоришь, тихо себя ведут!
– Так ведь все это бездоказательно, со слов! Угрожали по телефонам, в основном мобильным. А к действиям от угроз пока не переходили.
– Ждете, когда перейдут?..
– Ну зачем ты так? – огорченно поглядел на Яковлева Дмитрий. – Просто, что ли, пойти и схватить за руку анонима – сам не понимаешь? А в принципе-то они даже митинга ни одного в городе не устроили, не то что акции!
– Похоже, специализируются на выездах, – произнес Яковлев. – Послушай, Дим, я вот сидел в этой ВЧ, слушал тамошних офицериков и все время челюсть придерживал от удивления: ведь, по сути дела, вся эта
