их воспитательная затея с обучением парней обращению с оружием – от и до противозаконна! Куда ж ваша военная прокуратура-то смотрит?!
– Знаешь, лично я про этот общественный полигон при ВЧ от тебя только и услышал. – Азаров нахмурился. – А насчет военной прокуратуры ты прав: завтра же... Нет, сегодня, свяжусь с ними.
– Стоп! – Яковлев едва не подавился компотом. – Вот как раз теперь погоди, не шуми. Вначале я со своим начальством свяжусь, посоветуюсь, послушаю, что они скажут. А уж после решим, с какой стороны и на кого начинать наступление. Не забудь, пока что причастность Лопухина к тем убийствам вилами на воде писана, а в списках этих самодеятельных боевиков его и вовсе нет!
– Черт... Я как-то об этом забыл, ты же сказал уже, – смутился Азаров. – И что ты собираешься предпринять?
– Дальше у меня запланирована встреча с Тамарой Григорьевной Дроздовой – мамашей нашей богатой вдовушки.
– Ясно! Вот я бы, например, с нее и начал, а ты...
– А я сначала разведал обстановку в вашем славном городе, – усмехнулся Володя. – К тому же, как тебе известно, о том, что ее доченька необычайно постоянна в своих любовных привязанностях, я узнал только вчера – начальство проинформировало. Надо же, а еще говорят, что все красавицы непостоянны!
Упомянутая «красавица» переживала далеко не лучшие минуты своей жизни: официально вызванная на собеседование в Генеральную прокуратуру, Лариса Сергеевна прибыла туда в сопровождении Щербакова. Коля остался ждать свою клиентку в маленькой приемной Александра Борисовича. Сама же она, сидя напротив «важняка», чувствовала себя крайне неуютно под пристально изучающим взглядом Турецкого.
Официальная часть протокола была уже заполнена, и теперь Александр Борисович совершенно намеренно разглядывал Ларису в упор.
Женщина нервничала, бросая умоляющие взгляды на Олега Александрова, но увидела лишь его затылок, склонившийся над записывающей аппаратурой, о наличии которой Сурину предупредили.
«А ведь правда хороша! – подумал Турецкий, вполне удовлетворенный Ларисиным смущением. – И это несмотря на то, что постоянной клиенткой салонов красоты она за эти годы почему-то так и не стала...» Таковы, во всяком случае, были сведения, раздобытые оперативниками о супруге банкира: проживала в основном за городом, в последние полтора года на светские тусовки муж вывозил ее редко, да и сам далеко не всегда ночевал в особняке. Если не считать прошлогодней осени и зимы, Лариса Сергеевна довольно часто ездила в город к своей единственной подруге – той самой убиенной модели из довольно известного агентства «Стиль». Однако начиная с осени и вовсе превратилась в домоседку, пожалуй, не вполне добровольно. И это с ее-то внешностью и в ее годы!..
– Лариса Сергеевна, – заговорил наконец Александр Борисович, и женщина моментально вскинула на него встревоженный взгляд, – скажите, почему вы скрыли от нас тот факт, что у вас с мужем вовсю шел бракоразводный процесс.
Сурина слегка вздрогнула и моментально покраснела – почти до слез. А Турецкий вынужден был с изумлением констатировать поразивший его факт: эта женщина почти за пять лет брака с известным своим богатством и небрежением к закону человеком так и не избавилась до конца от своей сугубо провинциальной застенчивости! Вид у нее сейчас был настолько затравленный, словно она пять лет просидела, запертая в наказание за какую-то провинность, в темном чулане, а не проживала в свое удовольствие в белокаменном дворце стоимостью десятки миллионов...
– Мне... – Лариса наконец с трудом разлепила губы. – Мне было неприятно об этом говорить... Да и какое отношение это может иметь... ко всему?
– А сами вы не понимаете какое?
Она слегка покачала головой, потом вдруг начала бледнеть так же стремительно, как до этого покраснела.
– Вы же не думаете, что это я?! Что я каким-то образом убила Вадика?
– По-вашему, – поинтересовался Турецкий, – наследство в парочку-другую десятков миллионов долларов – недостаточно веский мотив для убийства?
– Господи! – Лариса совершенно по-бабьи заломила руки. – Что вы такое говорите! – В ее голосе послышались истерические нотки. – Да и как бы я, по-вашему, такое сделала?!
Саша женских истерик, как большинство мужчин, не выносил, но сейчас ему пришлось рискнуть.
– А очень просто: с помощью вашего любовника Лопухина, тетку которого вы почему-то выдаете за свою няню!
Истерика с ней все-таки случилась, пусть и не самая бурная: Лариса просто положила голову на край стола Александра Борисовича и горько, совершенно по-детски, расплакалась.
Олег оказался возле нее со стаканом воды раньше, чем Турецкий успел его об этом попросить. И, боже мой, какой же взгляд оперативник бросил при этом на него! Сказать, что в нем был упрек, – значит, ничего не сказать... «Мальчишка!» – сердито подумал Турецкий, но вслух ничего говорить не стал, пережидая Ларисины слезы и неловкие бормотания оперативника, пытавшегося всучить ей воду.
Но Лариса пить не стала, вместо этого, к удивлению Александра Борисовича, она все-таки взяла себя в руки. И, оторвавшись от стола, поспешно вытерла лицо извлеченным из сумочки крохотным носовым платочком. Потом прерывисто вздохнула и посмотрела на следователя. Теперь в ее глазах страха не было, его заменила обреченность. Олег, не глядя на Турецкого, вернулся на свое место.
– Вы не понимаете, – тихо сказала Лариса, – не только вы – никто ничего не понимает...
– Я буду вам искренне обязан, – как можно мягче произнес Турецкий, – если вы объясните, что имеется в виду.
– Это долго, – пробормотала она, отвернувшись в сторону. Взгляд ее сразу сделался каким-то отсутствующим.
– Наше с вами время не ограничено.
– Я... я очень боюсь! – Снова в ее голосе послышались нотки отчаяния.
– Мы можем дать вам гарантию, что по меньшей мере до окончания следствия все, что вы скажете, останется в стенах этого кабинета.
– Вы просто Нину не знаете... Она... Она едва посмотрит на меня, как сразу все поймет. Понимаете? – грустно произнесла Лариса. – Я очень плохо, неубедительно вру...
И Турецкий ей поверил. Моментально понял, почему так активно заступался за вдовушку Александров: врала она, пожалуй, и в самом деле неважно. Если иметь в виду все случаи из практики Турецкого, когда по другую сторону его стола сидели богатые женщины, замешанные в той или иной неприятной истории, это был на его памяти первый такой случай... Будучи наследницей многомиллионного состояния, которое, даже уменьшившись на «криминальную» часть, даже в случае если эта криминальность будет доказана полностью, все равно составит более чем приличный капитал, она каким-то чудом так и не стала хладнокровной, уверенной в себе лгуньей... Спрашивается, как это удалось Ларисе Сергеевне? Законсервировалась она на эти пять лет брака, что ли? Или...
– Все дело в страхе, – словно отвечая на его невысказанный вопрос, произнесла Лариса в этот момент. – Знаете, я не сразу ведь поняла, какая это разрушительная вещь – страх... Человек превращается почти... почти в животное...
На этом последнем слове голос ее немного сорвался. Она помолчала и продолжила: видимо, ей давно хотелось не просто выговориться, но хоть с кем-то разделить свой страх, и сейчас было все равно с кем...
С такой ситуацией Александр Борисович сталкивался, и не раз. Это означало, что сейчас он услышит не просто много интересного, а еще и узнает о той самой подноготной, которая присутствует в любом деле, подлежащем расследованию, но даже в случае успешного его развития далеко не всегда выходит наружу.
17
Если что-то и отравляло всерьез первые месяцы Ларисиного брака, так это присутствие в доме Женькиной тетки Нины Степановны: звать ее просто по имени она заставила себя с трудом и привыкла далеко не сразу.
Впрочем, поначалу Нина вела себя вполне нормально, стараясь лишний раз не путаться у новобрачной
