находят с пулей во лбу на морском дне недалеко от «Ставриды». А днем позже ее сестру тоже выписывают. И находят на набережной с ножевым ранением, что и привело ее к смерти.
Валерчик занервничал и побледнел. Но нашел что ответить:
— Мы их выписывали после того, как они покинули «Ставриду». Про Нину, что она… погибла, я вообще ничего не знал. А когда узнали, что Галя… погибла, ее выписали. Это нормально. Их же уже нет, так что и в списке не должно быть.
— Логично. Осталось разобраться, кому они помешали, что так спешно их отправили на тот свет и выписали из журнала. У вас нет на этот счет каких-нибудь мыслей?
— Какие мысли? Я и так в полном шоке. Такие хорошие девчонки были… Даже не знаю, за что их так… — голос Валерчика звучал фальшиво. Ну, не был парень хорошим артистом. Не каждому дано…
— Можете нас не провожать, — неожиданно встал со стула Васнецов и направился к выходу.
На палубе он остановился, поджидая замешкавшегося Баркаева.
— Так, Баркаев, дело ясное. Нужно обыскать каюту Гавриленко повторно.
— Но ведь мы уже ее всю осмотрели, когда труп первой Гавриленко обнаружили… Ну когда пулю в диване нашли… Боюсь, там уже никаких следов не осталось. Те, кто стрелял, не дураки следы оставлять.
— Знаю… Но теперь обстоятельства меняются. За три дня два трупа, оба в районе «Ставриды», Гавриленко жили в одном номере. Понял, к чему клоню?
— Думаете объединить уголовные дела в одно производство?
— Да. Ты остаешься в номере Гавриленко. Сиди там и ничего не трогай. А я еду к прокурору города. За постановлением.
В окне мелькнуло лицо Валерчика. Он видел, что менты о чем-то совещаются, только не мог взять в толк, почему они не торопятся уезжать. И когда лейтенант пошел к трапу, а Баркаев направился опять к ресторану, занервничал. Какого рожна ему нужно?
— Открой номер Гавриленко, Валерчик, — потребовал Баркаев и пропустил его вперед.
— Наиль Рустамович, так ваши здесь были позавчера… — сделал удивленное лицо Валерчик.
— И что? Тебе сказано — открой, значит, открой. Сейчас распечатаю, а ты открывай.
Валерчик нехотя пошел вперед по коридору, лихорадочно соображая, что ему делать дальше. То ли сообщать Боксеру о появлении ментов, то ли сматывать удочки, пока не поздно.
Баркаев осмотрел опечатанную дверь. Нет, никто не вскрывал. Валерчик открыл замок и ушел, все еще не решив, что ему делать.
В номере Баркаев уселся в кресло напротив телевизора и стал смотреть какой-то боевик, дожидаясь, когда приедет следственная группа. В номере стоял устоявшийся запах цветочных духов и он открыл окно, чтобы проветрить помещение. Легкий ветерок с моря качал штору, на экране носились машины, выделывая немыслимые виражи, бандиты и их преследователи — то ли полицейские в штатском, то ли другие бандиты ловко отскакивали в сторону от направленных в них автоматов, много пальбы и мало трупов. Даже неинтересно. Баркаев обвел взглядом комнату и подумал, что девчонки жили довольно скромно. Даже нормальной настольной лампой не обзавелись. То, что стояло на тумбочке у кровати, вызывало только жалость. Надо же так изогнуть ножку, что абажур свисал, как шляпка у подгнившего гриба. Интересно, а шмотки сестер все еще в шкафу? Баркаев обмотал носовым платком пальцы и открыл дверцу шкафа. Солнечные лучи осветили внутреннюю сторону дверцы, всю захватанную чьими-то пальцами. Да, чего-чего, а пальчиков здесь предостаточно. Интересно, эксперты в прошлый раз снимали отпечатки? Надо бы им напомнить. Пестрые тряпки довольно беспорядочно висели на разнокалиберных вешалках. Внизу в шкафу стоял целый ряд туфель и босоножек. Небось все свои деньги сестры тратили на тряпье. Лучше бы новую лампу купили. Хотя она им и так бы уже не понадобилась… Довольный собой Баркаев уселся опять в кресло и уставился на экран. Мордатый негр ощерился зловещей улыбкой и выпустил автоматную очередь в толпу прохожих. Некоторые полегли сразу, кто-то бросился врассыпную. Попадание тридцать процентов — прокомментировал про себя Баркаев. Нереально. Дурацкий боевик.
Наконец приехала опергруппа.
— Хотел напомнить о следах в шкафу — их там море, — высунулся Баркаев и снискал снисходительную улыбку Васнецова.
— Все пальчики сняли еще в прошлый раз. Кстати, сейчас Стариков поехал в морг снять пальчики сестры Гавриленко.
Он подумал секунду и обратился к эксперту Светлане:
— Давай на всякий случай в шкафу отпечатки еще раз сними. Может, кто-нибудь здесь шуровал после обыска.
Дополнительный обыск ничего не дал, но на всякий случай отпечатки сняли и со спинки кровати, и с лампы, и с подоконника.
— Перепроверить никогда не помешает, — нравоучительно изрек Васнецов.
Когда группа отъехала, Валерчик нервно потер переносицу и подумал, что милиция, сколько ей ни плати, когда ей нужно, забывает все благодеяния. Вот этот Баркаев — неужели ничего не мог придумать, чтобы каюту Гавриленко не шмонали повторно? Кто знает, может, они нашли что-то… Пробыли недолго, уехали быстро, вопросов больше не задавали. Как пить дать что-то обнаружили, — с тоской подумал он. — Там же и его пальчики, — вдруг похолодело на душе. — Он же заходил вместе с Денисом Ивановичем, Баулом и Боксером, сам за ручку двери брался… Но тут же успокоил себя, что в этом случае оправдаться всегда сможет. Раз он был знаком с Гавриленко, как обрисовал ментам свои отношения с сестрами, мог заходить к ним в гости сто тысяч раз… Могли же они попросить его, например, окошко открыть, что-нибудь перевесить или переставить. Да мало ли какие просьбы могут возникнуть у девушек?
Плетнев долго мог обходиться без еды, если в этом была необходимость. Но в данный момент такой необходимости не было, и он напомнил Турецкому, что неплохо бы перекусить.
— Ну, давай, — задумчиво ответил Турецкий. — Хотя мне кусок в горло не полезет. Думаю, что нам делать.
— На сытый желудок лучше думается. А то у меня мысли отвлекаются, — признался Плетнев. — Вон как раз «Пельменная». Наверное, гадость несусветная, зато быстро покормят.
Наскоро перекусив горячими и сильно перчеными пельменями, Турецкий и Плетнев выпили по стакану яблочного сока и вышли на улицу.
— Ну? Как твои мысли? Уже не отвлекаются? — поинтересовался Турецкий.
— Да хрен знает, еще не понял, — честно признался Плетнев.
— Ну, давай думать вместе, — предложил Турецкий. — Кассету мы лейтенанту показать не можем. Нас сразу спросят, где мы ее взяли. И думаю, никто не поверит, что мы ее нашли на улице. Тем более после вчерашнего, — сокрушенно произнес Турецкий, и Плетнев понял, что уписывая пельмени, Турецкий ни на миг не переставал думать о деле.
— И парня мы не можем сдать.
— Не можем. Мы же ему обещали. И уехать не можем, пока не закончится следствие.
— Ну тогда расклад один — остаться и расследовать это убийство, которое записано на кассете.
Турецкий рассеянно кивнул, но продолжал думать о своем.
— Знаешь, Антон, что меня немного беспокоит? Или не так… напрягает. То есть не напрягает, а вызывает некоторые сомнения… Мы с тобой за последний день трижды преступили закон. Дали ложные свидетельские показания — раз. Скрыли важную улику — два. А самое главное — покрыли убийцу, который уложил бандита. И даже если мы чудом не попадем в тюрьму или на кладбище, то лицензию у нас точно отберут. Так что это расследование скорее всего будет последним. А тебя это как? Не смущает?
Плетнев пожал плечами.
— Во всяком случае будем жить с чистой совестью. Если будем, конечно…
Его безразличный тон говорил как раз об обратном, — Плетнев собирался прожить долго, насколько это возможно при всех опасностях, которые подстерегают людей его профессии. Так же, как он не сомневался в справедливости решения Турецкого. Тот его понял правильно.
— Итак, что мы имеем? Гору трупов и кассету.
— Не такая уж эта гора. Видали и похуже, — хмыкнул Плетнев. Но Турецкий не оценил его тонкий юмор и продолжал:
