сегодняшний день вполне устраивал: мог ли он когда-то, будучи сыном обыкновенной трудяги-уборщицы и пьющего механика колбасного цеха, даже мечтать о женитьбе не дочери партийного босса, о собственных счетах в банках, огромной квартире в центре столицы и загородном особнячке – пусть по нынешним меркам довольно скромном?
Сергей, между прочим, и не мечтал, все свалилось на него само собой, благодаря капризу судьбы, столкнувшей его с Риткой. Более того, он всегда понимал, что, если не считать привлекательной внешности, доставшейся ему от деда, никаких особых талантов мать-природа Сергею не подарила. В школе он учился на сплошные трояки, в институт мясо-молочной промышленности даже на заочное отделение поступил с третьей попытки и едва дотащился до конца второго курса, поняв, что высшее образование не дастся ему никогда. Так что копить какие-то особые амбиции, да еще и при его довольно размеренном характере, смысла не было...
Но где-то к концу пятого года своего брака, когда Маргарита обзавелась своим первым любовником, сопливым студентиком филфака (ее с той поры так и тянуло исключительно на сопливых парнишек), и оставила своего мужа в покое с бесконечными ревнивыми скандалами, Сергей почувствовал, наконец, вкус денег. Его, как выяснилось, почувствовать можно исключительно при условии хотя бы некоторой свободы. К тому моменту, как он встретил Ларису, Красных уже прекрасно отдавал себе отчет в разнице между своими, пусть и немалыми деньгами, и настоящим капиталом, часть которого размещена на швейцарских счетах. И... в очередной раз в жизни смирился с мыслью, что подлинно богатым человеком ему не стать никогда. Таланта маловато, зато лени в избытке.
Все это, как полагал Красных, он и изложил Ларисе, связь с которой для него себя не то чтобы исчерпала, однако часть ее, безусловно, ушла, уступив место опасению: как бы ему из-за своей «любови» не потерять Стулова в качестве партнера, а вместе с ним – действительно единственное доходное предприятие.
Сергей Красных к тому моменту, как обрел собственный кабинет при фирменном магазине, успел уже вдоволь намотаться по области, контролируя работу своих заготовителей, а его завод, который лишь условно считался «его», поскольку контрольный пакет акций по-прежнему принадлежал поистине бессмертному свекру, наследницей которого являлась Ритка, и вовсе выматывал. Свекор, хоть и жил уже мафусаилов век, при этом будучи удивительно крепким стариком, однако большую часть проблем, связанных с производством, давно возложил на зятя.
Словом, после напряженной и хлопотной жизни должность директора фирменного магазина казалась почти синекурой, что как нельзя лучше соответствовало природе Красных: он действительно был по натуре ленивым мужиком и, чтобы более-менее достойно справляться с делами, ему постоянно приходилось себя заставлять... Как раз из-за этой лени и инертности он и любовниц своих держал подолгу, мысль о суете, связанной со сменой пассии, вызывала у него чувство, близкое к отвращению.
Кроме того, фактически «вернув» свекру его паршивый заводишко, соответственно сложив с себя самую нервозную часть обязанностей – а именно производственную, Красных обрел еще одну, следующую степень свободы, требующую, по большому счету, капитала на порядок большего, чем имевшийся в его личном распоряжении. Увы, об этом можно было только мечтать! А пустыми фантазиями он не увлекался никогда.
Однако тот разговор с любовницей пробудил в душе Красных какие-то странные ощущения и даже мысли.
Судя по всему, супруга Стулова за несколько лет своего брака с Ильей так и не отдала себе до конца отчета в том, насколько богат ее муж. Красных не сомневался, что женщина, способная разойтись с настоящим долларовым миллионером, на свет пока что не родилась, да и вряд ли когда-нибудь родится. А вместе со всем движимым и недвижимым имуществом, огромной разветвленной и успешной фирмой состояние Ильи Рудольфовича как раз и исчислялось пусть не столь внушительным, как у известных олигархов, количеством миллионов, но все-таки именно миллионами... Сергей в свое время, когда судьба свела его со Стуловым, уже успел достаточно поднатореть в деле выбора партнеров, а также обзавестись соответствующими связями, чтобы не только захотеть, но и собрать все интересующие его сведения о человеке уровня Ильи.
Неторопливо передвигаясь по столице за рулем своего «ниссана» после свидания с Ларисой, он размышлял еще и о том, стоит ли называть ей подлинную сумму капиталов Стулова. Главное – о том, к чему это может привести в сочетании с Ларисиными чувствами к нему лично: в том, что она по-прежнему влюблена в него, как мартовская кошка, Сергей никаких сомнений не испытывал.
Красных обладал исключительно рациональным и практичным умом, свойственным крестьянам в прежние времена и их потомству – в нынешние, к коему и принадлежал по своему происхождению. Поэтому, когда речь шла о личной выгоде, просчитывал возможные варианты совершенно спокойно, выбирая наилучший. Именно так поступил он и сейчас, и по всему выходило, что Ларочка с ее немного утомительной, но искренней страстью к нему, скорее всего, окажется способной на ЛЮБЫЕ поступки, чтобы заполучить Сергея окончательно и бесповоротно, для этого ей, как ни крути, понадобится оттяпать у супруга хотя бы часть его миллионов. О том, как именно он с ее помощью распорядится ими, Красных не думал. Он вообще не был склонен делить шкуру неубитого медведя.
В следующие пару недель Сергей с помощью своего приятеля-адвоката, уже не раз помогавшего Красных проворачивать кое-какие делишки, более подробно ознакомился с завещанием Стулова. И посоветовавшись все с тем же Виктором (они с адвокатом выросли в одном дворе, когда-то были неразлейвода), во время очередного свидания, словно между прочим и вновь перед уходом, сообщил Ларисе о мужниных миллионах.
– У кого это миллионы? – Она грустно усмехнулась, не отнесясь поначалу к словам Сергея всерьез. – Да брось ты... Будь у него миллионы, мы бы разве так жили?..
– Ласточка... – Он уставился на нее с огромным изумлением. – Ты что, правда не знаешь?..
– Да о чем ты?! – Лара, наконец, заинтересовалась предметом разговора.
Сергей расхохотался:
– Ну ты даешь, дорогая... Не знать, что ее собственный супруг – миллионер, а она сама, соответственно... Словом, таких, как ты, в позапрошлом веке называли миллионщицами!
– Сережа, ты это серьезно? – Она уставилась на любовника округлившимися глазами. – Но... но ведь мы живем относительно скромно, как я понимаю? Это поначалу мне казалось, что попала в рай для богачей. А?
– Стулов у нас вообще скромняга, – немного насмешливо сказал Красных. – Если бы ты столкнулась с ним по делам, поняла бы, что его увлекает сам процесс: я имею в виду работу.
– Да, но... Но ведь чтобы столько заработать, надо, насколько я понимаю, хотя бы в самом начале тоже иметь капитал для вложения? Откуда, по-твоему, он мог взяться? Илюша рассказывал, до перестройки он работал всего лишь каким-то там то ли инструктором, то ли еще кем в обыкновенном райкоме, правда, где- то в центре Москвы, что ли... Не помню точно.
– Ага... – кивнул Сергей и посмотрел на Лару с сожалением. – А о том, где трудился его покойный любимый учитель, он тебе ничего не рассказывал?
– Какой такой учитель? – не поняла она.
– Такой обычный учитель, пристроивший твоего Илюшу в упомянутый райком. Стулов вырос у него на глазах, упомянутый мужик дружил с его, ныне тоже, как тебе известно, покойными, родителями и твоему супругу доверял беззаветно. Дурак был, хоть и занимал хорошую должность в ЦК комсомола.
– Илья мне ничего такого не рассказывал... – пролепетала Лариса.
– Еще бы он тебе рассказал! – Красных неожиданно зло усмехнулся. – Если коротко, очень немалые капиталы комсомольчиков через этого старикан... Нет, стариканом он тогда еще, конечно, не был... Словом, отмывал он их с Илюшиной помощью, открыв на имя Ильи фирму.
– И что?
– Да ничего необычного! – Красных пожал плечами. – В деталях, что именно там произошло, я, конечно, не знаю, только в целом. А в целом они с бывшим соседом поцапались и расстались, а существенная часть денежек прилипла к ручонкам Стулова. Все, пожалуй, если не считать того, что у оставшегося в дураках бывшего работника ЦК ВЛКСМ от огорчения случился инфаркт миокарда. Обширный. Говорят, хоронили его довольно пышно. Вот теперь – точно все!
