– А в перспективе, как всегда? – спросил Ефим.
– А ты что-то другое умеешь? У тебя это здорово прежде получалось. Не разучился еще? Или, пока отлеживался за мой счет в Швейцарии, закончил там компьютерные курсы и английский язык выучил только потому, что на нем разговаривал Джек-потрошитель?
– Скажете тоже... – неопределенно ответил Ефим, по-видимому соображая, кто такой этот Джек и почему ради него стоит учить английский. – Как такое забудешь. Вашу школу имею в виду – она меня до мозга костей достала.
– Не понял, – нахмурился Соломин. – Опять за свое? Собираешься опыт молодежи передавать или, может, хочешь собственное дело открыть?
– Да вот думаю, – произнес Ефим после некоторой паузы. – Пока я там лежал, от нечего делать согласился подвергнуться тестированию на дальнейшую общественную пригодность. Не все же уколы, да процедуры, да ночные амуры с дежурными сестричками... Так вот, выявили они во мне незаурядные качества признанного лидера. Вам бы, говорят, трест какой возглавить или картель международный, а не век в исполнителях ошиваться. Отсюда, мол, результат – отлеживаетесь в нашем госпитале. А могли бы лечиться рангом повыше... Вам виднее, отвечаю. Может, и так. И попросил, чтобы мне бумагу на этот счет выдали. Свидетельство то есть. А то дома не поверят. И ведь дали, что вы думаете! На стенку повешу в рамке. У меня таких сроду не было. Там все по-немецки и по-английски, кто бы перевел...
– Это меня там не было, – перебил Соломин, теряя терпение. – Я бы провел там с тобой свое независимое исследование. Короче, завтра утром в это время встретимся, где всегда. Есть разговор. И бумагу эту привези. Я тебе сам переведу ее содержание.
– А почему не сегодня, если срочно?
– Сегодня вечером у меня важная встреча. Не могу ее отложить. До завтра.
И отключил мобильный. Ефим прав, подумал Павел Семенович. Похоже, буксуем, топчемся на месте. Ефим такие вещи всегда чувствует, нюх у него обостренный, а вот у него, Соломина, возможно, притупился. И потому Ефим уже поглядывает на сторону. То ли в поисках нового хозяина, то ли из желания завести свое дело... Его лечение стоило Соломину больших денег, но кому это интересно в наше время, когда неблагодарность стала одной из непреходящих человеческих ценностей? Тем более сейчас, когда все позади и парень снова чувствует себя здоровым и готовым для новых свершений? Причем уже для себя. Кто он, Соломин, для него в настоящий момент? Депутат парламента, чей срок скоро заканчивается. И выберут ли снова – еще вопрос... А что, может, и впрямь сделать из него какого-нибудь руководителя подставной фирмы? Сколько ему еще томиться в исполнителях моих приговоров? Сегодня молодых да ранних, агрессивных и безжалостных – пруд пруди. Вот где настоящие палачи! Взять того же Удава из Барнаула с его командой. Ефим не такой... По артистизму и виртуозности ему равных нет. Но может и пожалеть клиента. Посочувствовать, войти в его положение, прежде чем убить. Удав нужен совсем для другого. Там у нас на Алтае сейчас разворачиваются интересные события, скоро откроются возможности, каких прежде не было... Но это обдумаем потом, после сегодняшней встречи с Полиной в ночном клубе.
11
Телки, которых Калита доставил вчера на «десерт» в гостиницу, Потапу не понравились, и уже за полночь он приехал со своими «быками» в этот ночной клуб.
Калита, сопровождавший их на правах хозяина, уверял, будто здесь самый облом, самые клевые девки Москвы, хотя и самые дорогие. Те, что предпочитают настоящих иностранцев с кредитными карточками и авиабилетами Люфтганзы со свободной датой отлета. Иначе говоря, тех, кто в любой момент может отсюда выбраться сам и увезти с собой. Наши, пусть и с толстыми пачками баксов, интересуют этих сосок куда меньше. Они их не то что боятся, а просто не хотят попасть на субботник, где работать придется долго и бесплатно.
– Вези, – неопределенно сказал Потап. – Там разберемся.
Войдя в клуб, в отличие от сопровождающих лиц, он не подал вида, будто заведение произвело на него сильное впечатление. Братки только присвистывали, переглядывались, подталкивали друг друга локтями и покачивали головами, пялясь на девочек в коротеньких юбочках, танцующих под стереозапись в мерцающих разноцветных лучах в небольшом круге, вокруг которого находились столики.
У девиц были равнодушные лица работяг, ожидающих окончания смены. В стороне на небольшой сцене извивалась у металлического шеста, постепенно оголяясь, молоденькая стриптизерша.
Потап больше рассматривал собравшихся за столиками гостей, в основном тех, кого прежде видел все больше по телевизору, задержался взглядом – на секунду, не больше – на нескольких достаточно зрелых дамах с практически обнаженными бюстами, едва прикрытыми, несмотря на лето, мехами. Дамы курили и щурились на вновь прибывших, как если бы припоминали, где могли видеть их раньше, а если нет, то как они сюда попали, кто их впустил.
И во взглядах обслуживающего персонала можно было прочитать тот же вопрос: это еще кто?
Калита, который был здесь не в первый раз, кивнул кое-кому из присутствующих, мол, все путем, и сел по левую руку от Потапа, поскольку по правую садился только Слон.
– Телки здесь от четырехсот долларов, – сообщил он тоном менеджера. – Приходят сюда с мамками. Те и называют цену. Торговаться не принято. Если какая понравится, нужно подозвать халдея и показать на нее. Он спросит сначала мамку, потом доставит в качестве десерта к столу.
– На подносе? – отпустил кто-то шуточку, и все засмеялись, но Потап только равнодушно кивнул, и братва снова замолчала.
– Какие-то они здесь... неживые, как рыбы вяленые, – сказал Слон, пытаясь угадать настроение хозяина.
– Сикухи, – не сразу, выдержав паузу, согласился Потап, потом указал мощным подбородком в сторону ближайшей матроны с объемным бюстом и распущенными рыжими волосами, которая была не одна, с мужиком, сидевшим к Потапу спиной. – А эта сколько?
– Ее уже сняли, – пояснил Калита. – Не видишь? Заплачено.
Потап с интересом посмотрел на него, вспомнив, что Калитой этого белобрысого инженеришку с институтским образованием прозвали за то, что он захотел объединить под своим началом все славянские группировки, какие только были в Москве и Подмосковье, для отпора черным. Успеха это не возымело – сначала все согласились, но потом, как водится, авторитеты стали выяснять: а почему он, откуда он вообще взялся? И это привело к еще большей раздробленности и раздраю, на радость лицам кавказской национальности. Которые, кстати, стали объединяться. Даже азеры с армянами. Выскочке дали понять, где его место, а прозвище так и приклеилось. Теперь Калита ищет, кому дороже продаться. И, похоже, пока остановил свой выбор на Потапе. Хотя тот союзник Бурды, у которого он до сих пор числится в доверенных лицах...
– Тебя не об этом спрашивают! – буркнул Слон, проследив за едва уловимым изменением выражения лица хозяина, для посторонних остававшегося непроницаемым. – Сколько она стоит?
– Не знаю, не приценивался. Думаю, полтыщи, не меньше, – пожал плечами Калита.
– Ниче себе! – восхитились сопровождающие лица и заинтересованно уставились на матрон. – Это за что?
– Их держат для пожилых банкиров, бизнесменов, министров и депутатов, – снисходительно стал объяснять Калита окружавшей его деревенщине. – У кого уже не стоит. Эти бабы ушлые, умелые, тайский массаж знают. Кому хочешь член поставят, хоть жмурику, и как гвоздь из гроба будет торчать. А ты думал, за что им платят? Только зачем она тебе, не понимаю? – спросил он Потапа. – Ты лучше посмотри, сколько сегодня сосок! На любой вкус. Здесь каждую неделю состав омолаживают.
– Сегодня конец недели, мы приехали к самому разбору, – напомнил Дурень, из молодых, тот самый, которому Игорь Ладейников уступил место в самолете и который, как и другие, оставил свою Зинку в гостинице аэропорта отсыпаться, еще раз пожалев, что потащил с собой в столицу. (Верно сказал Потап – в Тулу со своим самоваром.)
Потап строго посмотрел на Слона, тот отрикошетил его взгляд в Дурня. Дурень смиренно замолчал.
– И потом, здесь не аукцион, – назидательно проговорил Калита. – Раз ее сняли – с другим сегодня не пойдет. Таковы правила.
– Всегда бывают исключения, – возразил Потап, не отрывая тяжелеющего взгляда от понравившейся ему дамы. – Для таких, как я. Вопрос, с кем она. И кто у нее здесь «крыша».
