– Кто это был?
– Какой-то киношник иностранный. А с ним наш парнишка, русский.
– Опишите его.
– Киношника?
– Да.
– А вот же он. – Водитель ткнул пальцем в многочисленные фотографии Мэдисона, разложенные на столе Турецкого.
– Опишите, что происходило после того, как иностранец сел в машину.
– Да ничего особо не происходило. Они о чем-то разговаривали. Потом парень дал иностранцу выпить воды – жарко было. И тот уснул.
– Сразу? – быстро спросил Меркулов.
– Очень быстро.
– Вас это не насторожило?
– Не особо. Он храпел, так что я видел, что все в порядке.
– Вы знали маршрут заранее?
– Не совсем. Парень сказал мне, что покатаемся за городом, а потом поедем во Владимирскую область.
– И вы проделали весь этот путь на лимузине?
– Как бы не так. Как только мы выехали на Кольцевую, лимузин сдох. Жалко, так хорошо шел, просто линкор, а не машина.
– И что вы сделали?
– Парень собрался пересесть на такси, но я предложил свою машину. Сгонял домой и вернулся на своем «опеле».
– А что с лимузином?
– Он кому-то позвонил, когда я вернулся, там уже ребята в моторе ковырялись. Они и сказали, что лимузин дальше не пойдет.
– И вы доехали до Владимирской области?
– Верно.
– Куда именно?
– Мимо Киржача, в какую-то деревню... я забыл название, смешное такое, на карте могу показать. А, вспомнил! Скоморохово называется! Там был дом. Они выгрузились, а я вернулся в Москву. Еще и попутчиков по дороге взял.
– Повезло вам.
– Точно, – подтвердил водитель.
Меркулов вышел в коридор.
Турецкий курил с блаженной улыбкой на лице.
– Чему ты так радуешься, не понимаю?! – сказал Константин Дмитриевич.
– Ничему. Просто настроение хорошее.
– И все?
– Ну, еще нравятся мне эти ребята. Вот и все.
– Какие ребята?
– Студенты, будто сам не понимаешь.
– Ладно, а что дальше? Где «курьер», который приезжал на «Мосфильм»?
– Курьера мы, скорее всего, не найдем. Это же киношники. Загримировались, подготовились. Мы никого не опознаем.
– Саша, не вкручивай мне баки! Надо всего лишь показать водителю фотографии студентов, и мы всех опознаем. Я правильно понял? Это же студенты ВГИКа выкрали режиссера?
Турецкий молчал. И так все было ясно.
– На кой черт они это сделали?
– Только не в целях личного обогащения, – заверил Турецкий.
– Вот как! А зачем же им девяносто тысяч долларов? На сигареты? На презервативы?
– Сигареты у них и так есть, – вздохнул Турецкий. – Сигаретами с ними за рекламную халтуру расплачиваются. Презервативами, думаю, тоже.
– Не уходи от ответа! Что они сделали с деньгами?
– Купили пленку, достроили декорации и досняли свой студенческий фильм, на который у вуза не было средств. Интересно, кстати, посмотреть, что получилось.
– Ты что, свихнулся?!
– Ничуть. Я считаю, ничего страшного не произошло. Более того, считаю, вообще
– Я не понял, ты что, предлагаешь мне спустить это все на тормозах?
Турецкий кивнул:
– Никто же не пострадал, верно?
– Заведено уголовное дело, – напомнил Меркулов. – Шантаж. Вымогательство.
– Да брось, Костя! Кого это теперь волнует! И у кого – вымогательство?! Кто заплатил, ты вспомни! Американский продюсер, тот самый человек, который финансировал фильм Мэдисона. Вот он в него деньги и вложил. Из левого кармана в правый переложил. А мы хорошее дело делаем – студентам помогаем.
– Это как же? Тем, что закроем глаза на вымогательство девяноста тысяч?
– Зато у нас скоро кино хорошее появится, помяни мое слово.
– А если американцы потребуют найти виновных?
– До сих пор же не потребовали. Мэдисону этому вообще все по барабану. А ребята всего лишь кино хотели снять. Пленку купить. Декорации построить. Им нужно было ровно девяносто тысяч, вот они эти деньги и попросили. Не миллион же. Они мне рассказывали, знаешь, как там учатся, в этой цитадели киноискусства? Снимают десять минут в конце второго курса. А эти орлы на первом курсе теперь снимут! Каково?! – не без гордости сказал Турецкий. – Может, мы с тобой сейчас будущих гениев продвигаем, а?!
– Сейчас заплачу, – буркнул Меркулов и пошел к себе. На пороге остановился и сказал: – Имей в виду, я еще ничего не решил!.. Нет, ну все-таки признайся, с чего ты начал? Как напал на след?
Турецкий на мгновение задумался: какую версию рассказать?
– Один из студиозусов еще при первом нашем разговоре в общаге вдруг собрался и куда-то ушел. Его приятели сказали – на работу. Я удивился, куда это – в ночь? Оказалось, сторожем в детском саду. А потом оказалось, что крыша Эйзенштейна, шесть – это крыша детского сада. А потом...
– Могло быть и совпадение, – проворчал Меркулов.
– Конечно, могло, – весело согласился Турецкий.
Из его кабинета выглянул Андрей Андреевич Ксенофонтов.
– Слушайте, мне можно, наконец, уйти? Я бы за это время уже уйму денег набомбил!
ПЛОТНИКОВ
– Допустим, вы начинаете эпизод с чьего-то прохода, – говорил Плотников, – хотите показать, что кто-то идет. Но не сразу – кто именно, а нагнетаете так, нагнетаете... Вот открывается дверь машины и появляются ноги, даже не сами ноги, а ботинки, сперва один ботинок спускается на землю, другой, потом панорамируете ноги выше – но только до колена. – Плотников одновременно живо рисовал на доске раскадровку воображаемой сцены. – Это длится несколько секунд, но зритель уже возбужден ожиданием: кто там такой, собственно, растет на этих ногах?!
Артем Александрович уже третий раз подряд вел занятия «Мастерство кинорежиссера», а вслед за этой парой собирался остаться и на «Монтаж». Это было чрезвычайное событие, и про себя Веня, свежеиспеченный студент режиссерской мастерской (нежданно-негаданно освободилось местечко!), молился, чтобы из категории события оно окончательно перешло в ранг явления, то есть чего-то периодического. Его сокурсники, видно, мечтали о том же, пришли, во всяком случае, почти все.
– Ермилова нету? – заметил Плотников, оглядывая аудиторию.
Веня покивал. Плотников обратил внимание, что из его вместительного рюкзака торчит большой плоский
