Как бы он хотел ошибиться!
– Я разве сказала об этом? – почти испугалась она.
– Майя, мы со Славой – дяденьки взрослые, нам буковки с запятыми расставлять не резон. Мы правильно поняли?
– Я бы попросила вас, – она ушла от прямого ответа, – дать мне немного времени самой поговорить с Ланой, а потом я вас познакомлю. Это можно?
– Ну, разумеется! – ответил Турецкий. – Тогда мы со Славой выйдем на балкон, покурим, а вы, когда найдете нужным, позовете, ладно?... Я бы с удовольствием не вмешивался, но поскольку ситуация, как я догадываюсь, вышла уже и из-под вашего контроля, вынужден вернуться к своим профессиональным обязанностям. Только не сердитесь, хорошо?
– Да что вы такое говорите, Саша! Я просто хочу девочке объяснить, кто вы и почему находитесь здесь, у меня. Чтоб для нее не было неожиданностью. Люди же замыкаются, вы знаете. А я хочу, чтобы она была и с вами предельно откровенна. А я при этом не выглядела...
– Между прочим... – уверенно сказали Турецкий и Грязнов хором, но запнулись, взглянули друг на друга и рассмеялись.
Майя ничего не понимала.
– Ты чего хотел сказать, между прочим? – наигранно рассердился Турецкий.
– Я?... Что Майя, между прочим, выглядит просто превосходно. И не о чем рассуждать! Вот и все.
– Но ты вырвал эту мысль у меня! Слушай, почему ты все время за меня выступаешь? Я сам хотел сказать, между прочим, – он взглянул на смеющуюся Майю, – что она выглядит просто превос... Тьфу! Вы изумительно выглядите, дорогая девушка! Как никто на свете! Это я вам как большой профессионал говорю. Но если хотите выглядеть еще лучше, тогда мы сейчас поставим чаек, который будет в высшей степени уместен. В нашем обществе. Не так?
– Вы совсем заморочили мне голову! – рассмеялась Майя. – Я сама сейчас все поставлю, не беспокойтесь. Идите, покурите, отдохните немного... Обсудите, наконец, нас с Катькой, что ли... – глаза ее лучились лаской. – Это ж очень важно для сытых мужчин, да!
– А как же? – серьезно подтвердил Турецкий и с откровенным обожанием посмотрел ей в глаза, и Грязнов поддержал:
– Всенепременно.
Но они заговорили не о женщинах, а о том, что могло произойти с тем солдатом, пообещавшим покончить жизнь самоубийством и тут же решившим прихватить с собой и своих обидчиков. Если так – это очередное волокитное дело, подследственное военной прокуратуре. Частному сыску там делать нечего. Там только адвокат может защищать интересы пострадавшей семьи. Либо Костя – поручить кому-то из своих, в порядке прокурорского надзора.
Какие еще могут быть варианты? Его замочили самого и пытаются выдать за самоубийство? Тоже возможно. Но это уже совсем «тухлое» дело, потому что вся армия немедленно встанет на дыбы в защиту своей версии – самоубийства. И вместо рабочего контакта у господина Турецкого и главной военной прокуратуры может, с гораздо большей вероятностью, возникнуть резкое противостояние. И полное «недопонимание», как выражался какой-то сатирик-юморист в дни Славкиной и Саниной молодости.
Третий пункт в информации для размышления... Военная прокуратура, в лице полковника юстиции Паромщикова и иже с ним, вполне может не сопоставить письмо в Интернете и известие о гибели солдата, по какой бы причине она ни произошла. И сам факт гибели может расследоваться гарнизонной прокуратурой, а не главной военной. Жди, пока еще концы сойдутся!..
– Да чего мы гадаем? – воскликнул Слава. – Сейчас пойдем да и спросим. И, может быть, тут вовсе и не третье, а совсем четвертое. Саня, я о другом хочу... Ты, естественно, делами займешься завтра. Я тебя люблю и давно не видел, но истина, как говорится, дороже. И я думаю, что после всех этих наших разговоров, надо как-то... обустроиться. Майя – прекрасная, просто превосходная женщина, я заметил, как она смотрит на тебя, уверен, что и ты хочешь поухаживать за ней. Поэтому не стоит нам мешать друг другу. Наверное, я поеду в гостиницу. Чтоб девушку не смущать, сниму-ка и ей номерок, а уж поспит она, так и быть, в моей постели. И тебе – полная свобода. Как смотришь?
– Да нет, старина, о чем ты говоришь? Майя – слишком... серьезная женщина. Тут простым флиртом не обойдешься, а обижать не хочется.
– Саня! Одинокая женщина!.. О чем ты говоришь? Ты в ее глаза посмотри... В них же все написано, ты ей понравился.
– Ну, насчет того, кто кому понравился, это уж ты меня послушай... Да, забыл совсем сказать. Чтоб как- то подготовить Катерину к встрече с одним знакомым мне генералом, я захватил с собой кое-какие дневниковые записи наших с тобой совместных дел. По полковнику Савельеву, помнишь?
– А то!
– Ну, и конец Сокольнической моей эпопеи... Твое так называемое резюме. Словом, она почитала в самолете и, по-моему, здорово впечатлилась. Так что полнейшее обожание тебе уже обеспечено. Я обеспечил! Не подведи, старина!..
– Ну, ты хитрец!
– А вот зато Катерина, я заметил, смотрит на тебя теперь глазами первооткрывательницы. И ты можешь запросто из нее веревки вить. Если захочешь. Или если других дел не найдется...
– Тьфу, зараза! – расхохотался Грязнов.
И резко оборвал себя. Увидел Майю. Турецкий обернулся: лицо у нее было сумрачным.
Майя подошла, присела на скамеечку, уперла локти в колени.
– Угостите сигареткой, Саша...
– Вы ж не курите.
– Тут и запьешь... Сейчас сделаю затяжку и... и пойдемте. Плохо дело, даже и не думала, что так плохо...
– А что девочка? – спросил Турецкий.
– Чай пьет... Плачет... А что еще остается? А, Саша?
– Посмотрим. Вы только не плачьте. Посмотрим, разберемся. Абсолютно безнадежных ситуаций в принципе не бывает.
– Ты хочешь сказать: не должно быть, – поправил Грязнов. – О-хо-хо, девочки и мальчики... чую, не будет нам покоя и радости... Ну, да не впервой, точно, Саня?
– Посмотрим... давно здесь сидим...
Они переглянулись и с понимающими улыбками покивали друг другу...
Глава двадцать четвертая
ЛАНА
Девушка уже пришла в себя. Предварительный разговор с Майей и чай сделали свое дело, немного успокоилась, чтобы теперь рассказать все, что ей было известно, – связно и, главное, в деталях.
Она уже знала, кто перед ней, но радости по этому поводу не выразила, это можно было понять. На столе лежала телеграмма из воинской части. Вячеслав только взглянул на номер ВЧ и громко хмыкнул:
– Ну, естественно... Краса и гордость, мать ее, извините, девочки... Сколько с ней мучались!
Турецкий забрал у него текст и прочитал вслух.
– «Чита... Подгорная... так, Хлебородовым...»
– Они даже не знают, что у Андрюши – только мать, а отец давно умер... – жалобно сказала Лана.
– В порядке вещей... – кивнул Турецкий. – Так... «Ваш сын Хлебородов Андрей Иванович покончил жизнь самоубийством десятого июня...» М-да... Так... «Приношу искренние соболезнования прошу срочно сообщить место захоронения дату отправки гроба с телом сообщу дополнительно... Командир войсковой части номер... фамилия...» Достойный командир, да, Слава?
– А как же, Герой России...
– Ну, с этим понятно, – вздохнул Турецкий. – А теперь, Ланочка, расскажите-ка нам с генералом все по порядку. С самого начала. Если знаете. Тревожить мать сейчас, видимо, не стоит. Во всяком случае, в ближайшие день-два. Каково ее состояние?
– Ее при мне увезли в больницу. С острой сердечной недостаточностью. Так врач со «скорой» сказала. А
