– С этими деньгами Лисицын вообще поставил меня в дурацкое положение, – сказал он. – Сначала вовремя не послал их в Штаты, на счет «Кристалла», кстати утаив это от меня. Когда же узнал, что сюда прилетает Альбицкий, взял и демонстративно отдал деньги ему. Опять же не посоветовавшись со мной.
– Разве они виделись?
– Да.
– Когда?
– В субботу днем. Мы обедали в ресторане. Он зашел и отдал. Я прямо обалдел от такой наглости.
Прекрасно помня донесения наружки, Турецкий спросил:
– То есть Лисицын подсел за ваш столик и обедал с вами?
– Даже не посидел. Просто вошел в зал, поманил пальцем Альбицкого, отдал деньги и был таков. Ох, и зол я на него был тогда. Раньше мы жутко спорили по этому поводу. Григорий Романович советовал не переводить деньги на счет «Кристалла», а отдавать наличными. Все же не бог весть какая, но экономия.
– Тем самым он подставил вас под удар. Сам-то Лисицын никакой ответственности за подобные штучки не нес.
– Так-то оно так, – вздохнул Верещагин. – Только Григорий Романович настолько убедительно говорил о получаемой при подобном способе выгоде, что я не устоял перед соблазном и согласился рискнуть.
– И все это он советовал вам ради любви к фирме или преследовал какую-нибудь личную выгоду?
– Мы экономили около десяти миллионов. Конечно, все сотрудники получали бонусы.
– То есть порекомендовал в предвкушении навара. – Турецкий специально увел разговор в сторону, чтобы усыпить бдительность допрашиваемого. Пусть тот немного успокоится, уверует в свою удачливость. А уж тогда его можно будет застать врасплох. – Скажите, Аркадий Гаврилович, а для чего вообще нужно было пересылать деньги в Нью-Йорк? Вы же их оттуда и получали. Сразу можно было оставлять необходимую сумму «Кристаллу». Зачем понадобилось заваривать такую кашу? Какой смысл крупным деньгам сновать туда-сюда? Есть же риск – и на таможне могут прицепиться, и грабители еще не перевелись. Хотя бы взяли дорожные чеки. Уж вам-то прекрасно известно об их существовании.
Верещагин отвечал все с большей неохотой. Паузы между вопросами следователя и ответами задержанного становились заметно продолжительнее. Во время одного из таких молчаливых перерывов в кабинете появилась Галина Романова, Турецкий предложил ей остаться, чтобы присутствовать на допросе. Через несколько минут к ним присоединился заехавший по делам Алексей Михайлович.
– Так зачем нужно было все усложнять? – повторил свой вопрос Турецкий.
– Потому что нам поступают исключительно целевые деньги, – со вздохом промямлил Верещагин. – Они рассылаются комитетом ООН по программе «Борьба с бедностью». В условиях оговорено, что вести торговые операции фирмы, находящиеся на территории Америки, стало быть и «Кристалл», не имеют права. Поэтому деньги перечислялись на наш счет в Москву. Потом уже мы ими распоряжаемся.
– То есть вы боретесь непосредственно с бедностью, только непонятно с чьей. Это и придется нам выяснить, – усмехнулся Турецкий и задал тот вопрос, который сейчас для допрашиваемого был неожиданным: – Как вы думаете, почему Анатолий Ксенофонтович Альбицкий утверждал на допросе, что эти пресловутые восемьдесят тысяч ему дали именно вы?
– Он имел в виду мою фирму. Бывает же, что предприятие идентифицируют с именем руководителя. Например, получая деньги из ООН, мы говорили: «Поступили деньги от Коростылева».
– То есть государство – это я. Однако, говоря о передаче этой крупной суммы, Альбицкий имел в виду непосредственно вас. Я уточнил.
– Значит, просто выгораживает Лисицына. Он же не знает, что тот погиб.
Этого Альбицкий действительно не знал.
– Сильно подозреваю, они находились в сговоре, – продолжал Аркадий Гаврилович. – Я чувствовал, за моей спиной творятся какие-то делишки, только схватить за руку не удавалось. Выходит, слишком доверился Лисицыну, и в результате... – Он с беспомощным видом развел руки в стороны.
– Надеюсь, до завтрашнего утра вы сможете вспомнить, каких бедняков кроме Альбицкого удалось спасти от голодной смерти, и подробно поведаете нам об этом, – сказал Александр Борисович в завершение допроса.
– Какой бред несет! – возмутился Курточкин, когда конвойные увели Верещагина.
– Бред-то бред, а доказывать все равно придется. Он к тому ведет, что, если пропали какие-нибудь деньги и его станут обвинять в растрате или что-нибудь в таком духе, он все свалит на Лисицына. Трюк известный. Не он первый до него додумался.
Алексей Михайлович рассказал, что к этому времени удалось узнать об убийстве Лисицына.
– Близкие у него есть? – поинтересовался Турецкий.
– Да, жена, сын. Жена Татьяна Григорьевна работает верстальщицей в редакции еженедельного журнала, сын Анатолий – студент, учится в станкоинструментальном институте, на факультете автоматики. По-моему, положительный парень, ни с какими наркоманами и тому подобной шушерой не связан.
– Насчет угроз?
– Ничего подобного семья не слышала. И последние дни Лисицын вел обычный образ жизни, был спокоен, не жаловался на служебные проблемы.
– Какие будут предложения?
– Сейчас нужно дождаться результатов экспертизы, – ответил Курточкин.
– Что-то настораживает?
– Пистолет с глушителем опять же не выброшен. Тридцатилетний здоровяк, профессионально уложивший свою жертву одним-единственным выстрелом.
– А-а, – понятливо произнес Турецкий, – напоминает убийство Пресняковой и Сурманинова.
– У меня тоже мелькнула похожая мысль, – сказала Романова. – Выходит, опять все вертится вокруг банка «Орион-2002». Преснякова интересовалась расходом денег, получаемых от ООН по той программе, в которой задействованы «Глобус», «Кристалл» и контролируемая банком посредническая фирма на Кипре.
– Там работает ее сын, – напомнил Курточкин.
– Насколько я поняла, хотя он там генеральный директор, но в их системе мелкая сошка. Пешка в большой игре. Однако как раз через него и могли худо-бедно оказывать давление на Преснякову, считавшуюся инициатором развития изменения банковской отчетности.
Смачно шлепнув себя ладонью по лбу, Алексей Михайлович вдруг воскликнул:
– Вчера же было девять дней со дня гибели! Помнится, Саврасов обещал приехать на девятины матери!
– Да здесь он, здесь, – успокоил его Александр Борисович. – Прилетел вчера утром. Володя Поремский не отходит от него ни на шаг. Следит за всеми саврасовскими контактами.
– Что-нибудь подозрительное есть?
– Трудно сказать. Во всяком случае, Скворцовская была и на кладбище, и на поминках, которые проходили дома у Павла Афанасьевича. На кладбище она и Дмитрий практически не общались. Насчет дома не знаю. Она ушла оттуда одна из последних, Дмитрий проводил ее до машины. Скворцовская что-то с пылом ему говорила, доказывала, однако тот стоял с мрачным видом и вяло реагировал на ее слова. Поремскому показалось, что она уехала рассерженной.
– Одна уехала?
– С водителем. Тот поджидал ее в машине.
В это время в кабинете появился Поликарпов.
Поздоровавшись, толстый Владислав Александрович устало опустился на стул.
– Ну, друзья мои, я вам доложу, Скворцовская – это экземпляр. Аферистка – пробы негде ставить. Обманывает всех партнеров на каждом шагу. Сейчас почуяла беду: расследуется дело Пресняковой, срочно стала обрубать концы. Ее необходимо изолировать, иначе потом сам черт ногу сломит. Она вполне способна запутать все данные в документах. Сейчас всеобщая компьютеризация стала нашим противником. В бумагах столь многочисленные исправления сделать невозможно.
– Вы с кем общаетесь в «Орионе»? Кто-то вам помогает?
– Да, есть там милая молодая женщина – Оксана Чохонелидзе, заведующая операционной службой
