наведения тактических ракет, ситуация несколько изменилась. Не поймите меня неправильно. Я очень уважал его авторитет как ученого. И просто человека. Кстати, при исследованиях разделяющихся самонаводящихся ядерных боеголовок он получил три смертельные дозы. Все, кто с ним работал, умерли, и никто не помнит даже имен, а Марк Борисович только облетел. Ни одного волоска на всем теле... Несколько отвлекся. Кого назначать начальником института вопрос не стоял. Он официально был утвержден приказом. Была другая проблема. Наверху решили, что у него не совсем чисто с шестым пунктом. К диссидентам – профессорам и даже академикам – как-то привыкли. А вот генерала от науки с таким именем иметь было опасно. В любой момент может устроить политический кризис. Кто его знает, что у него на уме? Поэтому в восьмидесятом институт был переведен в статус гражданского закрытого... Многие офицеры – элита, костяк, мозговой генофонд – ушли в войска. Другая часть не смогла расстаться с наукой, любимым делом, в том числе и ваш покорный слуга, и осталась в качестве гражданского персонала. Ну и некоторые затаили обиду за сломанную карьеру. А у Жбановского генеральский китель уже был сшит и до сих пор хранится в шкафу. Психика потрясения не вынесла. Он несколько месяцев провалялся у Кащенко. Слава богу, закончилось все удачно, но время от времени странности и чудачества проявлялись... Знаете, мне действительно некогда. Мы еще увидимся, а сейчас для ввода в дело я дам вам толкового человека, который и поможет вникнуть во все проблемы. Как ученый, я понимаю, любая версия имеет право на существование, пока не доказана ее абсурдность, – закончил речь профессор.
Чабанов встал. Подошел к столу и нажал кнопку. Немедленно открылась дверь. Возникла неуклюжая, заплывшая жиром фигура с блестящей головой. Огромные хохляцкие усы делали ее очень похожей на моржа. Курбатов хотел было спросить, не специально ли ему подобрали напарника по весу, но решил промолчать.
– Гончаренко, вот товарищ из прокуратуры, – распорядился Чабанов. – Проведешь его по второму управлению, лаборатории пятнадцатая, семнадцатая, тридцать вторая, ну, пожалуй, одиннадцатая. Больше у нас засекреченных разработок нет.
Гончаренко повел Курбатова по переходам и лабиринтам. Шли довольно долго. Саша представил, что его на экскурсию ведет живой морж, и, несколько повеселев, задал вопрос:
– Гончаренко, а что вы думаете относительно причин убийства?
– Вопрос не по зарплате, – ответил «морж».
– Ну что ж, а как насчет секретарши?
– Она, конечно, мозги может любому расплавить, но вся искусственная. Предпочитаю натуральных.
– Это как? – заинтересовался характеристикой Курбатов.
– Чтоб было за что подержаться. Эффектная блондинка с синими глазами и золотистой кожей, а на деле: краска, цветные линзы и солярий, – пояснил Гончаренко.
Подошли к двери без опознавательных табличек. Гончаренко произнес:
– Вот. Лаборатория номер пятнадцать.
Из-за двери раздавались звуки. Гончаренко постучал. Никакой реакции. Тогда он принялся колотить в нее кулаком. Шум смолк. Через некоторое время «морж» еще раз тихо стукнул костяшкой пальца по металлической ручке. Дверь немедленно открылась. Курбатов невольно опустил голову. Появился небольшого роста коренастый крепыш. Он радостно оглядел двоих плотных мужчин. Для определения наличия паров этилового спирта не требовалось глубоко втягивать воздух. Достаточно было не страдать гайморитом. Гончаренко, показывая рукой, представил:
– Семеонов Эдуард Робертович. Начальник пятнадцатой лаборатории.
– Курбатов Александр Михайлович, старший следователь Генеральной прокуратуры. У меня к вам несколько вопросов.
После чего начальник вышел. Дверь за ним захлопнулась. Он вынул из кармана ключи и открыл соседнюю, приглашая войти. Александр и Гончаренко устроились в креслах. Неожиданно «морж» начал первым:
– Виталий Игоревич отзывался исключительно хорошо относительно ваших человеческих качеств и называл в числе наиболее перспективных ученых.
– Чабанов? – искренне удивился Семеонов.
Курбатов заметил на лице начальника лаборатории некоторое замешательство. Он кашлянул и произнес, обращаясь к своему провожатому:
– Простите, в связи с таким понятием, как тайна исповеди, прошу оставить нас наедине.
– А в связи с понятием государственная тайна я не могу позволить вам такую роскошь, – неожиданно твердо ответил «морж».
Вмешался в разговор Семеонов:
– Знаете, Гончаренко, я давал подписку. И я несу персональную ответственность перед государством, и прежде всего, своей совестью. А встречаться наедине я могу с кем угодно. Александр Михайлович, может, попьем пивка вечерком?
– А вам разрешено без него? – кивнул с улыбкой в сторону надувшегося толстяка Курбатов.
– Без него я даже с родной женой не имею права! – в тон ему подтвердил Семеонов.
Гончаренко поднялся, насупился и вышел. Начлаб немедленно оживился:
– Простите за наши, так сказать, местечковые разборки.
– Не боитесь, что доложит вышестоящему начальству?
– Нет, – ответил ученый, – мне нечего опасаться. Как вы слышали, я выдающийся исследователь. Конечно, несколько неловко за столь лестную оценку, но сказать ничего хорошего о Чабанове как ученом не могу.
– А что он за человек? – спросил Курбатов.
– Обыкновенный. Не знаю. Мы близко не контактировали. Может, как человек он и неплохой.
– А Жбановский? – перевел разговор Курбатов.
– Противоречивая была личность. Но, как и все гении, имевшая на это право, – произнес Эдуард Робертович.
– Убийство могло быть каким-нибудь боком связано с тематикой вашей работы?
– Теоретически – да. Но не в большей корреляции, чем пожар на Останкинской башне. Тема у нас действительно закрытая, но, честно говоря, пустячная и никому не нужная. Это даже хорошо, что не могу распространяться о ней, иначе было бы очень стыдно. Я думаю, ее засекретили, чтобы никто не узнал, какие деньги ухнули на безделушку. Жбановский нами даже не интересовался. А по поводу новых разработок, кроме секретаря, никто не сможет вам помочь.
– В вашем определении невольно проскакивает уважение. Обычно таких называют секретаршами.
– Секретаршами называют не таких. Поверьте, есть отличие помощника руководителя от обыкновенной секретутки. Впрочем, я думаю, вы еще измените свое мнение.
Обиженный «морж» вновь потащил Александра по лабиринтам в противоположное крыло. Остановились у очередной двери. Она, естественно, также была заперта. Однако открыли после первого стука. Гончаренко, не желая еще раз подвергнуться гонению, только за–глянул и остался в коридоре.
Курбатов вошел. Окинул взглядом помещение. Столы, компьютеры, бумаги, шкафы с литературой. Открывший продолжал стоять у двери, ожидая дальнейших указаний. Трое сидели за абсолютно чистым столом и смотрели азартно горящими глазами на внезапно возникшее препятствие. Курбатов удовлетворенно отметил прямоугольник колоды карт, выпиравший в районе кармана одного из сидевших. После чего произнес:
– Мне нужно пообщаться с начальником лаборатории.
Поднялся кавказского вида мужчина с тоненькими усиками над губой и произнес:
– Гигишвили Шота Виссарионыч.
– Я следователь Генпрокуратуры. Занимаюсь делом Марка Борисовича. Можем мы поговорить наедине? – спросил Курбатов. И, видя некоторое замешательство кавказца, добавил: – Если, конечно, вы не ловите мизер.
Его слова произвели эффект фокусника, доставшего из цилиндра слона.
– Дарагой, скажи, как догадался? – удивился нач–лаб.
– Нэ забывайте, где и кем я работаю. Нас учат читать мысли по морщинкам у глаз.
Исследователи быстро разложили карты. У Гигишвили действительно был мизер. С дыркой, но не
