– О чем ты говоришь, это же для меня копейки теперь! – небрежно бросила Олеся.
– Алиска, да ты чего? Я ж и за полгода столько не заработаю! Даже если папа в загранку пойдет, ему два месяца придется откладывать, чтоб столько поднять...
– А вот мой Славка – поднял, – с превосходством заявила Олеся. – И никакой загранки. Просто мозгами, сказал он, надо шурупить!
– Так он же в отпуске, сама сказала...
– Никакой не отпуск, ты не поняла. Просто очередные важные дела у него. И отъехал, сказал, ненадолго. И потом, я – женщина! Не мое это дело, своего мужчину о его заработке расспрашивать!..
«Во-во, – подумала Валентина, – вся Олеська в этих словах!.. А в самом деле, что это за бизнес такой, чтоб столько грошей осилить?» Видела Валентина разок того Славика – паренек как паренек. Лет двадцати с небольшим, может, на несколько лет постарше той же Олеськи. И ничего в нем не было заметно значительного, «предпринимательского», как сказала бы она.
– Так он в Москве?! – прямо-таки изумилась Наташенька, для которой Москва, очевидно, еще была вершиной человеческих достижений. – И не вернется?! И ты – к нему?
– Да какая разница, где он, – несколько ревниво и недовольно ответила Олеся. – Важно, что устроиться ему – раз плюнуть... А ты так спрашиваешь, Натка, будто завидуешь мне...
– Да не завидую я... – как-то грустно ответила Наташенька и понурилась.
– Завидуешь, я же вижу! А еще лучшая подруга...
«А теперь они поссорятся, – подумала Валентина Денисовна. – И Олеська будет сама виновата...»
Было жалко Наташу, хорошая ведь девочка, умненькая... Эх, где вы, мужики! Кто б оценил?..
Наблюдать, как девушки поссорятся, ей не хотелось, и Валентина обогнала их. Полуобернувшись, на ходу кинула:
– Здравствуй, Наташенька! И ты, Олеся, здравствуй. Смотрю, с обновками? Ну, поздравляю.
– Здравствуйте, тетя Валя, – почти хором ответили девушки.
– Нюру я видела, а твоя мама, Наташенька, как? Не болеет?
– Нет, спасибо, теть Валя, – ответила Наташа. А Олеся сморщила носик и отвернулась.
Валентина Денисовна прибавила шагу, но услышала за своей спиной, как Олеся недовольно пробурчала:
– Олеся... Тьфу! Никак не отучить этих куриц!.. И мать тоже: «Олесенька!» Алиса я!
– Ну, ладно тебе злиться, они же старые совсем, – попыталась успокоить подружку Наташа. – Их не переучишь...
И так гадко почему-то стало на душе у Валентины Денисовны, будто она нечаянно вступила во что-то постыдное, – в коровью «лепешку» на свежевымытом тротуаре, не меньше...
Ирина Генриховна, вышедшая из такси возле аэропорта Домодедово, огляделась, вспоминая, где тут что расположено. После многочисленных переделок, расширений, реставраций, реконструкций и прочего, что придало старому «Домодедову» вполне европейский вид, она несколько терялась, – давно не улетала отсюда в другие города и страны, все больше из Шереметьева. А теперь ей надо было найти кассы аэропорта и там – старшего администратора. Тому обещал позвонить тот, с кем разговаривал Меркулов. Несколько, конечно, испорченный телефон, но, с другой стороны, в летнюю пору вылететь на курортный юг было всегда, в любые годы, делом весьма непростым. Но Костя, сам и предложивший следом за тетей Валей полететь к Шурке, обещал в этом вопросе всяческую поддержку. Зам генерального прокурора страны – как выражается Шурик, – не фиг собачий! Ах, Шурка, до последней минуты останется босяком и хулиганом...
И любила его Ирина, и сердилась постоянно, особенно в последнее время, когда муж словно с цепи сорвался. Но тут, понимала она отстраненно, и значительная доля ее вины имелась. Нечаянной – другое дело, но была же. И чем скорее произойдет объяснение, решила она, тем быстрее восстановятся прежние нормальные отношения – доброжелательства и откровенности. Что, собственно, она больше всего и ценила в муже, зная при этом, что у того случались всякие срывы, но с этим ничего уж не поделаешь, да и Слава Грязнов активно ему помогал. Еще как помогал – дружок закадычный!..
– Простите, где здесь кассы, не подскажете? – спросила она у первой же девушки, шедшей ей навстречу, и та, не отвечая, рукой показала направление.
Без всякой цели скользя взглядом по лицам людей, сидящих на скамейках, она вдруг остановилась в недоумении. Не поняла! Или показалось? Но когда Ирина сосредоточила свой взгляд на предмете, услышала знакомый голос, звонко позвавший ее:
– Тетя Ира, я здесь. Вы не меня ищете?
Это показалось ей невероятным. На скамейке, со знакомым рюкзачком за спиной сидел не кто иной, как Вася. То самый, которого она около часа назад, нет, наверное, больше, машина не раз застревала в пробках – еще на МКАД, потом на Каширке, – оставила в квартире у Кати, рассчитывая, что та побудет с мальчиком несколько дней, пока ей удастся встретиться и помириться наконец с Шуриком. И вот мальчишка здесь! Но что случилось?! Господи, неужели беда?!
– Вася! Что ты?.. Как ты тут?! Почему?!
– А я запросто тетю Катю надул! – похвастался тот, поднимаясь со скамейки и чувствуя себя по меньшей мере героем дня.
– То есть как обманул?! – уже закричала на него Ирина, чувствуя, как в ней, вопреки разуму, закипает, чтобы немедленно выплеснуться наружу, волна гнева.
– Она думает, что я играю на компьютере, – спокойно ответил Вася, безразлично пожав плечами и тем самым как бы «разоружая» тетю Иру. – А я вышел вслед за вами, но поехал не на такси, а на метро. Я вчера еще посмотрел правильную дорогу. И уже около получаса жду вас. Боялся даже пропустить. Но не прозевал, – удовлетворенно закончил он, улыбаясь и подходя совсем близко.
Ах, как зверски захотелось ей ухватить мальчишку за его дерзко оттопыренные уши! И надрать их – по- настоящему, чтоб ему стало больно! – несмотря на весь ее педагогический опыт, а также знания в области психологии. Но тот нахально-наивными глазами уставился на нее, видя, что она уже выхватила из кармана «мобильник».
– Я бы не звонил, – сказал он почти по-взрослому. – Вы ж не хотите, наверное, чтоб я сидел здесь, на лавке, ждал теть Катю, когда она приедет за мной? Она же помчится на такси, а это – не меньше двух часов по пробкам. А со мной за это время может случиться что угодно, и что вы папе скажете?
Это было уже сверх всякой нормы. Ирина Генриховна, взрослая, серьезная женщина, «зациклившаяся» на воспитании мальчишки, этого наглеца, который по-настоящему занимался шантажом, и ничем иным, не знала впервые, пожалуй, что ей предпринять. В словах этого «поганца» была неотразимая логика. И что теперь делать? Нет, звонить, конечно, придется... Странно, почему Катя не звонит? И этот сукин сыночек словно разгадал, какие вопросы мучат ее.
– А я в комнате телевизор оставил включенным, пусть она думает, что я дома... – Он, оказывается, и тут все продумал!
– Ну и что мне теперь с тобой делать прикажешь? – жестко спросила Ирина. – В милиции оставить, чтоб за тобой присмотрели, пока не подъедет Катерина? Ты мне совершенно не нужен. Я не к Антону Владимировичу улетаю, а к своему мужу, ты это понимаешь, дурная голова? – вот сказала и поморщилась: нельзя так с ребенком, которого сама же пытается отвлечь, избавить от грубых и дурных детдомовских привычек. Но ее «несло»: – Ты, кажется, забыл, что у меня есть мой муж? Вы вообще, я вижу, многое забываете, ты и твой папа!
– А зачем вы сердитесь? – резонно и без всякого раскаянья спросил он. – Я же не прошу, чтобы вы везли меня к дяде Саше. Я хочу видеть папу. Я соскучился. И потом, я хочу посмотреть, как они работают. Может, я в сыщики пойду. Разве нельзя?
И Ирина Генриховна вдруг почувствовала какой-то непонятный стыд. Ну зачем она раскричалась, едва не привлекая внимание посторонних? Кому нужны их сложные отношения в семье? Да и, с другой стороны, это тоже было бы подходящее решение: вручить папаше его предприимчивого сына и сказать: «Займись-ка его воспитанием сам! Тоже мне сыщики!» А с авиабилетами, что ж, можно попросить Костю внести коррективы, оправдывая свой телефонный звонок неожиданной, незапланированной ситуацией. Ничего не поделаешь: это мы предполагаем, а Господь, как говорится, располагает... Да, скорее всего, этот мелкий босяк невольно сам и подсказал выход...
