— А затем мы все вместе либо победим, либо умрем, — сказал Урвар.
— Скоро надо идти, — сказал он. — Долину нужно освободить от всех людей Тенгиля, а ворота снова закрыть, прежде чем сам Тенгиль подоспеет сюда с Катлой. Потому что против Катлы оружия нет. Ее можно победить только голодом.
— Ее не берут ни копье, ни стрелы, ни меч, — добавил Урвар. — А одного-единственного крошечного языка ее пламени достаточно, чтобы опалить, сковать по рукам и ногам или умертвить кого угодно.
— Ну, а если у Тенгиля в горах есть Катла, что толку освобождать Долину Терновника? — спросил я. — С ее помощью он сможет ведь сокрушить нас в другой раз так же, как и в первый.
— По доброте своей он дал нам глухую стену для защиты, не забывайте об этом, — язвительно сказал Урвар. — И ворота, которые можно запереть под носом у чудовища!
А вообще-то мне, Сухарику, сказал Урвар, бояться Тенгиля больше нечего.
В тот же самый вечер он, и Юнатан, и София, и многие другие ворвутся в замок Тенгиля. Они одолеют его телохранителей и покончат с ним там, на месте, прежде чем он даже узнает о мятеже в долине. А потом Катлу оставят привязанной в ее пещере, пока она не станет такой слабой от голода, что ее можно будет убить.
— Другого способа покончить с чудовищем нет, — сказал Урвар.
Затем он снова напомнил о том, что нужно быстрее освободить долину от всех людей Тенгиля. Тогда Юнатан спросил:
— Освободить? Ты имеешь в виду — убить их всех?
— Да, а что еще я могу иметь в виду? — ответил Урвар.
— Но я же никого не могу убивать, — сказал Юнатан, — ты ведь знаешь это, Урвар!
— Даже если речь пойдет о спасении твоей жизни? — спросил Урвар.
— Да, даже тогда, — ответил Юнатан.
Урвар этого никак не мог понять, да и Маттиас тоже едва ли.
— Если бы все были такими, как ты, — сказал Урвар, — то зло безраздельно и вечно правило бы миром!
Но тогда я сказал, что если бы все были как Юнатан, то на свете не было бы никакого зла.
В тот вечер я не произнес больше ни слова. Только когда Маттиас пришел и подоткнул мне одеяло, я прошептал ему:
— Мне так страшно, Маттиас!
А Маттиас погладил меня по голове и сказал:
— Мне тоже!
Юнатану все же пришлось обещать Урвару, что он будет разъезжать верхом на коне в самой гуще сражения, чтобы вселять мужество в других людей и побудить их делать то, что он сам не может или не хочет.
— Люди в Долине Терновника должны видеть тебя, — сказал Урвар. — Они должны видеть нас обоих.
Тогда Юнатан сказал:
— Если я должен что-то сделать, значит, должен. Но при свете единственной маленькой свечи, горевшей в кухне, я видел, какой он бледный.
Когда мы вернулись из пещеры Катлы, нам пришлось оставить Грима и Фьялара в лесу у Эльфриды. Но было решено, что София приведет их с собой, когда въедет в Большие ворота в день битвы.
Было также решено, что буду делать я. Я не должен делать ничего, а только ждать, пока все будет кончено. Так сказал Юнатан. Мне нужно сидеть на кухне совсем одному и ждать.
Никому не удалось как следует поспать в ту ночь.
И вот настало утро.
Да, и вот настало утро, и настал день битвы. О, как болело в тот день мое сердце! Я видел более чем достаточно крови и слышал множество криков, потому что сражение шло на горном склоне возле Маттиасгордена. Я видел, как разъезжает верхом на коне Юнатан. Ветер бури трепал его волосы, а вокруг него кипела битва — разящие мечи, и свистящие копья, и летящие стрелы, и крики, бесконечные крики. И я сказал Фьялару, что, если Юнатан погибнет, я тоже умру.
Да, Фьялар был вместе со мной на кухне. Я понимал, что об этом никто не должен знать, но мне нужно было, чтобы он был там со мной. В одиночестве оставаться я не мог, никак не мог. Фьялар тоже смотрел из окна, что творилось на горном склоне. И ржал. То ли оттого, что ему хотелось на волю, к Гриму, то ли оттого, что он боялся так же, как и я.
Я боялся… боялся, боялся!
Я видел, как от копья, брошенного Софией, пал Ведер, а от меча Урвара — Кадер, а также Дудик и многие, многие другие, они падали направо и налево. А Юнатан разъезжал верхом на коне среди них, ветер бури трепал его волосы, а лицо становилось все бледнее и бледнее, а сердце мое все сильнее и сильнее болело в груди.
И вот настал конец!
Множество криков раздавалось в тот день в Долине Терновника, но один был совсем особенный.
Сквозь шум битвы вдруг запел боевой рог и раздался возглас:
— Катла ползет!
А потом послышался рев. Голодный рев Катлы, который все так хорошо знали. И тогда опустились и выпали из рук мечи, и копья, и стрелы. И те, кто бился, больше биться не могли. Потому что знали: спасения нет. В долине слышались лишь грохот бури и звуки боевого рога Тенгиля да крик Катлы. Огонь, извергаемый драконшей, убивал всех, на кого указывал Тенгиль. Он без конца указывал пальцем, и его свирепое лицо было темным от злобы. И я знал: настал конец Долине Терновника!
Я не хотел этого видеть, я не хотел видеть… не хотел видеть ничего и никого. Кроме Юнатана. Я должен был знать, где он. И я увидел его перед самой усадьбой Маттиасгорден. Он сидел верхом на Гриме. Он был совсем молчалив и спокоен, и ветер бури трепал его волосы.
— Юнатан! — закричал я. — Юнатан, ты слышишь меня?
Но он меня не слышал. И я увидел, как он пришпорил лошадь и помчался по склону; он летел как стрела; я знаю, быстрее никто никогда ни в небе, ни на земле не ездил верхом. Он мчался прямо на Тенгиля… и он пролетел мимо него…
А затем снова затрубил боевой рог. Но теперь в него трубил Юнатан. Он вырвал его из рук Тенгиля и трубил в рог так, что звуки разносились по всей долине. Пусть Катла знает: теперь у нее новый хозяин!
Потом стало тихо-тихо. Даже буря успокоилась. Все стояли молча и только ждали. Тенгиль, обезумев от ужаса, сидел верхом на своей лошади и ждал, Катла тоже ждала.
Юнатан снова затрубил в рог.
Тут Катла закричала и в ярости повернулась к тому, кого прежде слушалась так слепо.
«Когда-нибудь час Тенгиля настанет», — сказал однажды Юнатан, я помнил это.
И вот — он настал.
Так кончился день битвы в Долине Терновника. Многие отдали свою жизнь ради свободы. Да, теперь она была свободна, их долина. Но многие жители были мертвы и не знали об этом.
Маттиас был мертв, у меня больше не было дедушки. Хуберт был мертв, он пал первым. Ему не удалось даже пройти через ворота у реки, потому что он встретил там Тенгиля и его солдат. Но прежде всего он встретил Катлу. Тенгиль взял ее с собой, чтобы неожиданно, как раз в тот самый день, прийти в Долину Терновника и в последний раз со страшной жестокостью покарать ее за бегство Урвара. Он не знал, что это был день битвы. Хотя, когда он понял это, он, верно, был доволен, что привел Катлу с собой.
Но теперь он был мертв, Тенгиль, так же мертв, как и все другие.
— Нашего мучителя больше нет, — сказал Урвар. — Наши дети будут жить на свободе и будут счастливы. Скоро Долина Терновника станет такой же, как и прежде.
Но я думал, что такой, как прежде, Долине Терновника никогда не стать. По крайней мере, для меня. По крайней мере, для Маттиаса.
Урвар получил удар мечом в спину. Но он, казалось, его не чувствовал или просто не обращал на него внимания. Глаза его горели по-прежнему, и он обратился с речью к жителям долины.
— Мы будем счастливы! — все снова и снова повторял он.
