— Со Слайдом сблизиться невозможно. Это не удалось даже Билли, который знал его в те годы, когда он жил в пустыне. Мы не так дружны, как положено братьям-близнецам.
— Вы хотите сказать, что вы близнецы?
— Верно.
— Боже мой, у нас в школе была пара близнецов, они даже одевались одинаково, никто не мог их различить. Вы с братом такие же?
— Ну, положим, мы не одеваемся одинаково, но, если нас раздеть, вам вряд ли удастся отличить одного от другого.
— Боже, — воскликнула Шерис, — мне следует поблагодарить судьбу, что он не живет здесь! Не хватало еще беспокоиться о том, чтобы не перепутать вас.
Его лицо приняло непроницаемое выражение.
— Не думаю, что вас это слишком затруднило бы. Мы похожи, но в то же время отличаемся, как день от ночи.
— Но чем?..
— Если вы познакомитесь с ним, голубушка, то поймете, что я имею в виду, — загадочно ответил Лукас, закрывая эту тему. — В чем еще я могу удовлетворить ваше любопытство?
— На сегодня достаточно, — благодарно улыбнулась Шерис, затем потянулась. — После столь долгого дня я уже больше ничего не хочу, кроме хорошей теплой ванны перед сном.
— Ведра там, — кивнул он в сторону раковины.
— Но… — Она пришла в ужас. — Вы хотите сказать, что я сама должна принести воды?
— Если хотите принять ванну.
— Но вчера…
— Я пожалел вас, потому что вы были измучены после долгой дороги. Но не ждите, что я все время буду носить воду. Это женская работа.
Ее плечи поникли.
— Да, конечно.
— Может быть, придвинуть лохань сюда, — предложил он. — Тогда будет ближе.
— Купание уже не кажется мне таким привлекательным, — сказала Шерис чуть слышно.
Лукас с трудом сохранил невозмутимое выражение лица. Она выглядела такой несчастной, что он чуть не сжалился над ней снова, но запретил себе баловать ее, как бы ему этого ни хотелось.
— Пожалуй, я нагрею немного воды в тазу и пойду спать, — вздохнула Шерис. — Вам тоже нагреть?
— Я помылся в конюшне. Но не отказался бы от горячей воды утром, если вы рано встанете.
Еще одна ее обязанность? Она покорно кивнула, затем поднялась и побрела к плите. Лукас прикончил очередную порцию виски, задумчиво провожая ее взглядом.
— Знаете, Шерис, милях в четырех отсюда, в горах, есть пруд. Вода, наверное, еще теплая. Сегодня полнолуние. Не хотите отправиться на прогулку при лунном свете? Как соблазнительно это звучит! Но жестоко с его стороны предлагать ей такое.
— Я ведь уже говорила вам, что не езжу верхом.
— Даже вдвоем?
— Никак. Я никогда в жизни не сидела на лошади.
— Что ж, это всего лишь предложение. В конце концов, у нас еще есть время. Но знаете ли, вам все- таки со временем придется научиться. Только верхом вы сможете выбраться с ранчо.
— Вы могли бы приобрести коляску. Нотка надежды в ее голосе тронула его сердце. Но Лукас остался тверд.
— Все знают, что я не трачу денег впустую. А покупать коляску, когда у меня есть полдюжины достаточно спокойных кобыл, — пустая трата денег.
— Наверное, вы правы.
Она неловко повернулась и поспешно направилась в свою спальню.
— Спокойной ночи, Лукас.
— Всего лишь спокойной ночи? — Он насмешливо вздернул бровь. — А как насчет обязательного поцелуя на ночь? — И добавил с усмешкой:
— Вам следует привыкнуть к атому. Я люблю целоваться.
— Догадываюсь, — сухо ответила она и, уступая, вздохнула:
— Ну хорошо.
Она наклонилась, намереваясь наградить его поцелуем. каким обычно целовала отца. Но в то мгновение, когда ее губы коснулись его щеки, сильные руки обхватили ее, не давая вырваться, Он целовал ее с невероятной нежностью, и Шерис охватила восхитительная слабость. Она ощутила себя удивительно слабой! Странно, но ей вовсе не хотелось вырваться. Она наслаждалась его ласковыми прикосновениями. Даже исходивший от него аромат виски волновал ее.
Его руки нежно поглаживали ее спину, вызывая покалывание в позвоночнике, затем рука медленно двинулась вниз. Сердце ее бешено забилось. Она понимала, что должна остановить его, но не могла собрать всю свою силу воли и сделать это. Когда его рука коснулась ее груди, ей показалось, что она вот- вот потеряет сознание.
Какое-то безумие! Она понимала, что не должна позволить ему продолжать, но незнакомые чувства, которые он возбудил в ней, овладели ею полностью. Наконец она обрела способность говорить.
— Лукас!
Это прозвучало ласково, хотя она намеревалась произнести его имя строго. По-прежнему не было сил оттолкнуть его. Губы касались мочки ее уха, и возбуждение возросло настолько, что его едва можно было вынести. Она подумала, что сейчас лишится чувств.
— Я хочу тебя, Шери. И ты знаешь это… Позволь мне любить тебя. — Голос его прозвучал хрипло. — Если бы мы были уже женаты, то занимались бы этим весь вечер. Чтобы любить тебя, потребуется немало времени, а я намерен этим заняться.
Его слова опьяняли. Она должна его оттолкнуть! Даже то, как он произносил ее имя на французский манер — cherie[1], вызывало у нее дрожь.
— Вы не можете… мы не должны… Лукас! Пожалуйста! — взмолилась она, утратив способность сопротивляться.
Он отодвинулся и посмотрел ей в глаза, но его руки по-прежнему крепко сжимали ее. Огонь, пылающий в его глазах, проникал прямо ей в душу.
— Ты ведь уже не девушка. Почему ты отказываешься? Ты же знаешь, будет хорошо. Раньше или позже — какая разница? Даже если мы не поженимся, кому это повредит? Не отказывайся, Шери.
Он сказал что-то не то. Лукас немедленно понял это, когда увидел, какими глубокими, темно-лиловыми стали ее аметистовые глаза.
— Только мужчина может так утверждать. Для вас это всего лишь минутное удовольствие. Но для женщины — нечто большее.
— Ты рассуждаешь как девственница, — обвиняюще бросил он. — Кому помешает, если мы займемся любовью?
Шерис затаила дыхание. Что ей сказать? Ведь любые ее слова будут ответом девственницы. Допустимо ли для вдовы быть столь разборчивой в связях? Откуда ей знать?
— Не знаю, почему вообще я обсуждаю это с вами, — защищаясь, сказала она. — До свадьбы ни о чем не может быть и речи.
— Ты принуждаешь меня привезти священника только для того, чтобы облегчить боль?
Она почувствовала, как внутри ее что-то сжалось.
— Какую боль? Он нахмурился.
— Не шути со мной, Шерис. Ты была замужем и не можешь ничего не знать о мужчинах. Ты чувствуешь это? — Он крепко прижался к ней, и она задохнулась. — Ты думаешь, не больно, если ничего нельзя поделать с этим?
— Я… я… — Лицо ее раскраснелось, и она изо всех сил пыталась оттолкнуть его. — Извините, я…
— Хорошо. — Он резко отпустил ее. Увидев страх в ее глазах, он мысленно обругал себя. — Это я
