пытался защитить свои дома и семьи, а потом набросились на женщин. Отец этой ночью оставался дома и погиб от твоей шпаги, Бастида. Я видел из окна, как ты убивал его! Мать заставила меня спрятаться под кровать, но я наблюдал, как вы с дружками, такими же дворянами по рождению, богатыми и знатными, насиловали беззащитную женщину. Ты убил мою мать и плюнул на ее безжизненное тело. Я выбрался на улицу и побежал за тобой, попытался отомстить за поруганную честь матери и гибель отца. Вот тогда ты ранил меня и, пинком отшвырнув на землю, ушел, насвистывая. Теперь знаешь, почему я поклялся найти тебя и прикончить! Ты совершил ошибку, когда, убив моих родителей, оставил меня в живых! — процедил Тристан; голубые глаза сверкали как ледяные осколки. — Теперь наконец они будут отомщены!
— Или ты отправишься вслед за ними! — небрежно бросил дон Мигель.
— Так ты вспомнил меня?
— Подобных историй я сам могу тебе рассказать хоть сотню! Такие вещи случаются при каждом набеге. Ты не оставил следа в моей памяти, но смутно припоминаю, что пришлось убить какую-то светловолосую женщину, когда та кинулась на меня с ножом. Сознаюсь, я вел греховную жизнь, но какая же между нами разница? — скривив губы, осведомился испанец. — Разве ты не взял силой Беттину Верлен?
— Может, это и правда, но я не убивал мужа Беттины, не делил ее с командой и не прикончил ее после. Бег-тина жила у меня, она мать моего ребенка и станет моей женой.
— Весьма похвально! — презрительно расхохотался дон Мигель. — Но если намереваешься помериться силами со мной, девчонка никогда не будет твоей. Может, я вел, как уже сказано, беспутную жизнь, но не собираюсь расставаться с ней сегодня.
Он неожиданно ринулся вперед, направив шпагу в грудь Тристана; сталь ударилась о сталь. Бастида не хвастался, называя себя искусным фехтовальщиком, и уже через мгновение он нападал, а Тристан был вынужден защищаться. Но и сам Тристан вскоре перешел из обороны в нападение, ловко парируя удары, пока наконец испанец ловким поворотом запястья не ранил в плечо молодого соперника.
Бастида тут же отпрыгнул на шаг, издевательски улыбаясь при виде крови, струившейся по груди Тристана. Противники кошачьими шагами пошли по кругу; снова зазвенела сталь. Тристан бешеной атакой вынудил Бастиду перебежать через комнату. Дон Мигель быстро устал, шпага Тристана вновь и вновь вонзалась в тело врага. Пират был похож в эту минуту на дикого быка, бросавшегося на алый плащ матадора. Сорочка Бастиды на глазах превращалась из белой в багровую.
На стороне Тристана были молодость, сила и ловкость разъяренной кобры, жалящей добычу; шпага Бастиды, выбитая мгновенным ударом, полетела на пол. Кончик шпаги Тристана уперся в грудь испанца; в глазах пирата светилась такая ненависть, что кровь дона Мигеля застыла в жилах. Но в эту минуту внимание Тристана отвлек тихий мучительный стон, доносившийся из соседней комнаты.
Кровь отхлынула от лица Тристана, руки задрожали; мгновенно забыв о Бастиде, он повернулся и ринулся в спальню к Беттине. Поняв, что настал подходящий момент, Бастида вытащил кинжал и приготовился метнуть его в спину врага, но тут раздался оглушительный выстрел. Тристан, оглянувшись, успел только увидеть, как испанец медленно валится на пол, все еще сжимая нож. Дверной проем загораживала внушительная фигура Жюля Банделера, огромный пистолет все еще дымился.
Тристан криво усмехнулся:
— Наверное, мне еще раз следует поблагодарить упрямого француза, который отказывается подчиняться приказам.
— Совершенно верно, — проворчал Жюль, переступив порог. — Оставалось только пронзить сердце грязного ублюдка, но вместо того, чтобы сделать это, ты поворачиваешься и бежишь куда-то, давая ему прекрасную возможность прикончить тебя! Так околдовала девчонка, что теряешь голову при одном ее крике! Доведет она тебя до могилы!
— Тристан!
Вопль Беттины, словно нож, врезался в сердце Тристана; совершенно забыв о Жюле, он ворвался в спальню.
Постель была пуста; он лихорадочно осмотрелся.
— Матерь Божья!
Побелев как мел, он метнулся к Беттине, мгновенным движением рассек веревки и, отбросив шпагу, подхватил девушку. Она вновь жалобно вскрикнула, по спине Тристана поползли ледяные мурашки, но, не потеряв присутствия духа, он двумя шагами пересек комнату и осторожно положил бедняжку на кровать.
Огромные, спокойные, полные счастья глаза медленно открылись.
— Боже мой, Беттина! Почему ты не сказала мне? Почему позволила так медлить, прежде чем разделаться с Бастидой! — прошептал он, вытирая кровь с искусанных губ и подбородка девушки. Беттина изо всех сил старалась удержаться от криков.
— Он хотел, чтобы ты услышал мои стоны и потерял голову. Я не могла допустить, чтобы это случилось. Прости, что не вовремя закричала…
— Нужно было сделать это раньше, черт возьми! Сейчас приведу кого-нибудь, чтобы помогли тебе, — строго объявил Тристан.
— Слишком поздно. Тебе придется…
Комнату наполнили душераздирающие вопли. Тристан застыл от ужаса, а вошедший в комнату Жюль, увидев происходящее, потихоньку отступил, закрыв за собой дверь.
Беттина из последних сил вцепилась в руку Тристана, едва не теряя сознание, и через несколько минут отец помог дочери появиться на свет.
Беттина, словно на чудо, взирала на крохотного младенца, лежавшего рядом с ней. Тоненькие золотистые волосики пробивались на головке, полузакрытые веки просвечивали голубизной.
Взглянув на Тристана, Беттина нахмурилась.
— Прости, что не смогла дать сына, которого ты так ждал, — хрипловато прошептала она.
Тристан сел на край кровати, нагнувшись, поцеловал ее в лоб и улыбнулся.
— Какая разница, мальчик или девочка! У нас будут еще дети, много детей, и я всех буду любить. Но эта краснолицая малышка навсегда займет особое место в моем сердце.
Поверив, что Тристан не огорчен, Беттина со вздохом облегчения закрыла глаза и мгновенно уснула.
Стояло прекрасное утро. Ставни на окнах наконец-то были распахнуты, солнце заливало комнату. Ощущение счастья и покоя, охватившее Беттину накануне вечером, вернулось при виде крошечного свертка, мирно сопевшего рядом. Через минуту ребенок, пискнув, зашевелился, и Беттина испытала еще одно наслаждение, знакомое каждой матери, кормящей младенца грудью. Малышка, чмокая, жадно припала к соску.
Немного погодя в спальню вошел Тристан и, сев рядом, взял Беттину за руку, с нежностью глядя на мать и спящего ребенка.
— Как ты себя чувствуешь?
— Счастлива.
— Я не об этом, и ты сама прекрасно понимаешь, — с деланной строгостью сказал он.
— Я прекрасно себя чувствую, честное слово, — улыбнулась Беттина, заметив, как морщинки на лбу Тристана мгновенно разгладились, и, нежно коснувшись шрама, спросила:
— Тристан, неужели все, что ты рассказал Бастиде, произошло на самом деле?
— Да, — кивнул он, — ив глазах промелькнуло мгновенное выражение ненависти, как всегда при упоминании имени испанца.
— Как, должно быть, ужасно — жить с этим столько лет… а ты был так мал, когда остался сиротой. Как тебе удалось выжить? Или… ты не хочешь говорить об этом?
— Я могу все рассказать, но позднее. Думаю, сейчас тебе лучше отдохнуть.
— Не нужен мне отдых.
Тристан, явно осуждая такое упрямство, покачал головой, хотя уголки рта чуть приподнялись в улыбке. Несмотря на все испытания, Беттина оставалась такой же своевольной, но без этого она не была бы женщиной, которую он любил.
— Ну, хорошо, дорогая, слушай.
Я знал Жюля едва ли не с самого детства — он жил в соседнем доме и рано остался сиротой. К счастью,
