знали с самого начала?
Джеймс находился в тисках такого могучего чувственного желания, какого, кажется, не испытывал никогда в жизни. Однако у него хватило воли не форсировать события и тем самым не совершить непоправимой ошибки.
— Мне до чертиков хотелось бы все знать, — прохрипел он, стаскивая рубашку с ее плеч. — И позже я попрошу тебя все подробно рассказать, будь уверена.
— Тогда как же… Ой!
Он тихонько засмеялся, и Джорджине вдруг захотелось улыбнуться в ответ, что ее весьма удивило.
Казалось бы, нужно сокрушаться по поводу ее разоблачения, но сейчас, когда Джеймс нежно целовал ее в щеку, она не думала об этом. Ей следовало бы остановить его, но у нее не было на это сил.
Джорджина затаила дыхание, когда Джеймс одним рывком сдернул кепку и чулок с ее головы, рассыпав темную массу волос на подушку. Но если сейчас у Джорджины и возникли какие-либо опасения, то они относились к разряду женских: она боялась, что он будет разочарован тем, что увидит. А Джеймс смотрел на нее долго и внимательно, не произнося ни слова.
— Тебя надо выпороть за то, что ты прячешь от меня эту красоту.
Грозные слова нисколько не испугали ее. То, как он смотрел на нее, шло вразрез с его словами. Подтекст их был таков, что по ее телу пробежала приятная дрожь. А последовавший затем горячий поцелуй дополнил это ощущение.
Джорджина не знала, сколько времени прошло до того момента, когда ей удалось сделать первый вдох. Да, собственно, она не столько дышала, сколько задыхалась, когда горячие мужские губы скользили по ее лицу и шее. Она даже не заметила, как он снял с нее рубашку, настолько все было сделано деликатно. Зато она заметила, как зубы впились в бинты, стягивающие грудь, после чего его руки стали разматывать их.
Этого она не ожидала, но все происходящее находилось за пределами ее опыта. Мелькнула мысль, что он раздевает и разбинтовывает ее лишь затем, чтобы окончательно удостовериться в обмане. Но тогда зачем все эти поцелуи? Однако эта мысль не держалась в ее голове, тем более что, глядя на ее обнаженные груди, он сказал:
— Это преступление с твоей стороны — вот так обращаться с подобной красотой.
Взгляд этого человека мог вогнать ее в краску, но его слова… Как ни удивительно, она если и покраснела, то лишь чуть-чуть. Но тут все мысли из ее головы сразу улетучились, потому что Джеймс провел языком по красным полоскам, оставленным бинтами на теле. А руки его накрыли холмики грудей и стали легонько их массировать, словно выражая им сочувствие за то, что они долгое время пребывали в заточении. Джорджина сделала бы то же самое, сними она бинты сама, поэтому ей и в голову не пришло возражать. Затем его рука легонько сжала одну грудь, а ртом он втянул маковку. После этого у нее не осталось никаких мыслей — были только сладостные ощущения.
В отличие от Джорджины Джеймс не потерял способность мыслить. Правда, управлять мыслями было непросто. Но ему и не требовалось концентрировать их на том, как лучше соблазнить партнершу.
Милая девушка с таким энтузиазмом шла навстречу его ласкам, что он даже подумал: кто кого соблазняет? Впрочем, сейчас это не имело ни малейшего значения.
Господи, она была даже более очаровательна, чем он. предполагал. Лицо с тонкими чертами, которые он хорошо изучил за последнее время, было оттенено густыми черными волосами. Даже в самых смелых фантазиях он не мог предположить, что ее миниатюрное тело может быть таким аппетитным, груди столь внушительными, а талия так тонка. Он все время помнил про ее круглую попку, которая произвела такое впечатление на него тогда, в таверне, и нисколько не был разочарован ею сейчас. Обнажив милые округлости, он поцеловал их, пообещав себе позже уделить больше времени этой аппетитной части тела, а пока что…
Джорджина не была круглым профаном в любовных играх. Ей неоднократно приходилось слышать обрывки разговоров братьев, которые порой обсуждали любовные похождения в довольно откровенных выражениях, так что общее представление о том, как все бывает, Джорджина имела. Но она не связывала это с тем, что происходило с ней, до того момента, пока не почувствовала, что их пышущие жаром тела соприкасаются друг с другом.
Она даже не задумалась, каким образом и когда Джеймс успел раздеть ее. Она вдруг осознала, что они оба нагие, что он лежит сверху, вжимая ее в постель и властно обнимая. Мелькнула было мысль, что он может раздавит» ее, однако ничего подобного не произошло. Большие ладони обнимали ее лицо, он целовал ее — медленно, нежно, обжигающе. Его язык проникал в рот, пробовал ее на вкус.
Ей не хотелось, чтобы все это прекратилось, но… может быть, все же следует это остановить или, во всяком случае, попытаться это сделать? Джорджина уже понимала, к чему все идет. Действительно понимала?
Что может она сейчас понимать, если не в состоянии проследить за ходом своих мыслей? Если бы ей удалиться от него футов на десять… нет, на двадцать, возможно, тогда к ней вернулась бы способность мыслить. Сейчас же Джорджина была довольна тем, что их не разделяет даже дюйм. Господи, кажется, она уже отдалась… Впрочем, она еще не знает… Нет, все-таки надо сделать попытку, чтобы суметь ответить завтра, когда совесть спросит ее: «Так что же произошло?»
— Капитан! — проговорила она в промежутке между поцелуями.
— Гм?
— Вы занимаетесь со мной любовью?
— О да, милая девочка.
— А вы уверены, что поступаете правильно?
— Абсолютно. В конце концов, это средство, которое способно вылечить тебя.
— Вы шутите…
— Нисколько. Твоя тошнота, милая девочка, не что иное, как чувственное влечение… ко мне.
Она хотела его? Но он даже не нравился ей! Тем не менее это полностью объясняет, почему от всего того, что происходит сейчас, она получает такое удовольствие. Стало быть, объект страсти даже не обязательно любить. Вот она и получила ответ на свой вопрос. Да, она действительно хотела его, по крайней мере в этот момент.
«Капитан, считайте, что у вас есть мое разрешение продолжать Любовную игру».
Она не сказала этих слов вслух, ибо они его удивили бы, а ей не хотелось в эту минуту его удивлять. Однако ту же мысль она выразила несколько по-другому, обвив его руками и разведя ноги.
Ей казалось, что все внутри нее готовится к тому, чтобы принять его. Джеймс поцеловал ее в губы, затем в шею и груди. После этого приподнялся. Джорджина вздохнула, сожалея, что более не ощущает на себе тяжести его тела. Но вдруг она ощутила давление снизу и жар. Она почувствовала, как что-то большое и твердое туго входит в нее, заполняет ее, вызывая в ней дрожь. Она знала его тело и знала, что именно в нее входит. Она не боялась этого… но почему никто ей раньше не сказал, что будет больно? Она ахнула скорее от удивления, но факт оставался фактом — это была боль.
— Капитан, я не говорила вам, что раньше никогда этим не занималась?
Она вновь ощутила вес его тела на себе. Капитан повернул лицо к ней, прижимая губы к ее шее.
— Я и сам уже это понял, — едва расслышала Джорджина. — И полагаю, тебе вполне позволительно называть меня теперь Джеймс.
— Я учту это, но нельзя ли вас попросить, чтобы вы остановились?
— Можно.
Кажется, он смеется? Во всяком случае, тело его сотрясается.
— Я слишком вежлива? — осведомилась она. Всякие сомнения теперь пропали — он смеялся громко и откровенно.
— Прости, любовь моя… Это настоящий шок. Я не думал, что ты… хочу сказать, ты вела себя так страстно… О черт!
— Заикаетесь, капитан?
— Похоже. — Он приподнял голову, прикоснулся к ее губам, затем улыбнулся. — Дорогая девочка, больше нет необходимости останавливаться, даже если бы я мог это сделать. Ущерб тебе уже нанесен, ты испытала боль девственницы, и теперь это позади. Вот смотри. — Она ощутила движение внутри себя, и
