глаза ее сверкнули, ибо это движение принесло ей лишь приятные ощущения. — Ну как, ты все еще хочешь, чтобы я остановился?
— Нет, — покачала она головой.
— Слава Богу.
Джеймс с облегчением вздохнул, что вызвало у нее улыбку. Он поцеловал ее, исторгнув из ее груди тихий стон. Медленные движения его бедер рождали в ней все более сладостные ощущения, которые увенчались ошеломительным взрывом. Она закричала, но звук, вырвавшийся из ее рта, был поглощен ртом Джеймса, который достиг разрядки одновременное Джорджиной.
Она лежала потрясенная, не в силах поверить тому, что в самом деле только что пережила ошеломительно сладостные ощущения. Она потянулась к человеку, который открыл и показал ей, на что способно ее тело. К чувству благодарности и нежности применилось нечто еще, и ей захотелось благодарить его, целовать, сказать ему, как великолепен он был, какое блаженство испытала она. Она погладила и нежно поцеловала его в плечо, надеясь, что он этого не заметит.
Но он заметил. Джеймс Мэлори, знаток женщин, пресыщенный аристократ, чувствовал малейшее движение девушки и был тронут этой нежностью больше, чем сам того ожидал. Он не испытывал раньше ничего подобного, и это вселяло в него непонятный страх.
Глава 22
— Теперь я понимаю, почему люди занимаются такими вещами.
Джеймс с облегчением вздохнул. Это было как раз то, что ему требовалось услышать — какой-нибудь незначительный вздор, чтобы все встало на своё место. Она была обыкновенная девица, хотя и являла собой замечательный образец. Однако она не отличалась от других женщин, которых он привык соблазнять. Когда цель была достигнута, интерес к ней пропадал. Так почему же сейчас он не отправит ее на свою койку? Да потому, черт возьми, что ему этого не хочется.
Он приподнялся на локтях, чтобы получше рассмотреть Джорджину. Лицо ее все еще пылало, губы были приоткрыты. Он легонько прикоснулся к ним пальцем, чтобы успокоить их. Карие глаза ее подернулись дымкой, взгляд был томным, и это почему-то обрадовало его. Этот взгляд отличался от того, который он привык встречать. В нем не было ни обычной нервозности, ни раздражения, которые постоянно читались в глазах юнги. Господи, да он сейчас напрочь забыл о ее маскараде и о том, что существуют какие-то причины для этого. Вокруг нее все еще существовала некая тайна, способная поддержать его интерес к ней, разве не так?
— Такими вещами, Джордж?
Взметнувшаяся вверх бровь лучше всяких слов сказала Джорджине, что ее слова развеселили капитана. Ну и что? Сейчас эта манера ее не раздражала.
— Я не очень романтично выразилась, — тихо произнесла Джорджина, испытывая неожиданный приступ застенчивости.
— Возможно, но я понял суть, милая девочка. А тебе это понравилось?
Она не сумела выдавить из себя ни слова, поэтому просто кивнула. Его улыбка бросила ее в сладостную дрожь.
— А тебе? — «Джорджи, ты с ума сошла, что спрашиваешь его о таких вещах?» — Я имею в виду…
Он откинул голову назад и захохотал, затем повалился на спину, увлекая Джорджину за собой, — теперь она смотрела на него сверху вниз, чувствуя себя в этом положении более уверенно. Но затем он раздвинул ноги, и она провалилась между ними.
— Что мне с тобой делать, Джордж? Он продолжал смеяться, прижимая ее к себе. В общем, она не возражала против его веселья.
— Для начала перестань называть меня Джорджем.
Она тут же пожалела о сказанном и замолчала, надеясь, что эта реплика не напомнит ему о ее обмане. Но Джеймс тоже внезапно притих. Улыбка еще не сошла с его лица, но выглядела какой-то неживой, застывшей. В нем снова пробудился сардонический аристократ.
— А как, скажи на милость, мне тебя называть? Твоим настоящим именем?
— Джорджи — мое настоящее имя.
— Продолжай, милая девочка, чтобы я мог наконец поверить тебе. — Ответа не последовало, и его лицо приобрело упрямое выражение. — Ага, стало быть, я должен силой вытягивать все из тебя? Может, воспользоваться инструментами инквизиции — плеткой, дыбой и прочим?
— Вовсе не смешно, — сказала Джорджина.
— Возможно, ты так и не считаешь, но я нахожу это весьма интересным. Не ерзай по мне, любовь моя. Вообще-то твои телодвижения мне очень даже приятны, но я настроен прямо сейчас выслушать твои объяснения. И почему бы нам не начать с объяснения того, зачем тебе понадобился весь этот маскарад.
Джорджина вздохнула и положила голову ему на грудь.
— Мне нужно было срочно уехать из Англии.
— Ты оказалась в беде?
— Нет, просто я не могла оставаться там ни одного лишнего дня.
— А почему бы тебе было не отправиться обычным образом, купив билет?
— Потому что через Атлантический океан собирались плыть только английские корабли.
— Возможно, в этом есть какой-то смысл… Дайка мне подумать, попробую его найти… Нет, не могу. Чем тебя не устраивают английские корабли?
Она подняла голову и хмуро проговорила:
— Ты в этом, возможно, ничего плохого не видишь, но я презираю все английское.
— В самом деле? А я тоже из разряда презираемых?
Когда на сей раз его бровь снова взметнулась вверх, Джорджине страшно захотелось вернуть ее на место.
— Был. Пока что я еще не решила окончательно, относишься ли ты к ним и сейчас.
Джеймс улыбнулся, затем хмыкнул:
— Теперь я, кажется, начинаю понимать, Джордж. Надеюсь, ты не из числа тех слишком горячих американцев?
— Что из того, если даже и так? — с вызовом спросила она.
— Тогда, естественно, мне придется запереть тебя в трюме. Это самое подходящее место для тех, кто так любит начинать войны.
— Мы не начинали.
Джеймс молча поцеловал ее. Затем, обняв ее обеими руками, стал целовать горячо и страстно, так что у Джорджины зашлось дыхание, после чего сказал:
— Я не собираюсь попусту спорить с тобой, милая девочка. Что ж, ты американка. Я могу простить тебя за это.
— Почему ты…
Джеймс давно знал: то, что безотказно действует, заслуживает повторения. Поэтому он снова поцеловал ее, и этот поцелуй длился до тех пор, пока Джорджина не впала в полубессознательное состояние. К этому моменту он возбудился сам и почувствовал угрызения совести за то, что до такой степени раздразнил ее.
— Мне наплевать на то, какой ты национальности, — сказал он, и губы его почти касались ее губ. — Я не участвовал в этой нелепой войне, не поддерживал, политику, которая привела к ней. И вообще я тогда жил в Вест-Индии.
— Ты все-таки англичанин, — проговорила, хотя и без особого пафоса, Джорджина.
— Совершенно верно. Но мы ведь не будем придавать этому значение, не правда ли, любовь моя?
Поскольку в это время он покусывал ей губы, она не смогла отыскать ни единого контраргумента, а лишь шепотом сказала «нет» и стала отвечать ему тем же. Она ощутила перемену в его теле и поняла, что это означает. У нее мелькнула мысль, что допрос прекратится, если они возобновят любовную игру. А то, что у нее самой снова возникло желание, никакого отношения к делу не имеет.
Через некоторое время, когда простыни оказались сбитыми и сдвинутыми к ногам, а Джорджина — снова лежащей на Джеймсе, он сказал:
