здравом уме не сказал бы такого.
— И что же именно я говорил?
— Приказал мне, чтобы никогда больше не смела танцевать. Глупенький… ну конечно, буду, всякий раз как попросишь. А потом швырнул меня на свою лошадь, как мешок с мукой, и велел оставаться на месте, пока ты будешь убивать Николая.
Кристофер на мгновение даже о боли забыл.
— И что… что, я действительно его прикончил? Не может быть!
— Нет, ты отвлекся, пытаясь найти подходящее оружие, долго рылся в карманах, пока не забыл, что ищешь.
Кристофер кисло поморщился. Какое счастье, что Господь не допустил до смертоубийства!
— Больше никогда в жизни, — поклялся он. — Если я увижу хоть одну бутылку с ромом…
— Знаю-знаю. Скорее разобьешь ее себе об голову, чем выпьешь хоть каплю.
— Ну, так далеко я не заходил бы…
— Это не я придумала, — хмыкнула девушка, — ты сам сказал прошлой ночью.
Ее смешок снова разбудил ненасытную плоть. Желание буквально раздирало его. Он притянул к себе девушку так, что их губы оказались совсем близко. Взгляды их скрестились. Кристофер надеялся, что она заметит и поймет, до какой степени он жаждет ее.
— Значит, мы еще не любили друг друга? — вырвалось у него.
— Нет, и не будем, — деловито объявила Анастасия, — пока я не прогоню эту мерзкую головную боль. Хочу, чтобы ты испытывал лишь блаженство, безмерное блаженство в моих объятиях. И поверь, я не хвасталась, когда говорила, что наделена даром исцеления. В нашей семье знание трав передается от матери к дочери вот уже целые столетия. Это не займет много времени.
Кристофера раздирали противоречивые эмоции — жаркое сладострастие при упоминании о том, как она станет любить его, острое разочарование, потому что Анастасия отстранилась и встала, и тут же нечто похожее на благоговение, когда он увидел ее наготу во всей красе.
Она вела себя совершенно спокойно, словно расхаживать голой перед посторонним мужчиной — дело самое привычное. Ни смущения, ни стыда, ни малейшего румянца на белоснежных щеках. Девушка вовсе не гордилась своим роскошным телом, не выставляла его напоказ, хотя имела для этого все основания. Просто подошла к столу, на котором лежала полотняная торба, порылась в ней, пока не нашла, что искала, огляделась и обнаружила стаканы и несколько графинов со спиртным и один — со свежей водой.
Она открыла каждый, понюхала содержимое и, к удивлению Кристофера, выбрала бренди. Налив немного в стакан, она высыпала туда же истертые в порошок травы, быстро помешала пальцем, а потом облизнула его, к величайшему ужасу Кристофера, который и без того чувствовал, что вот-вот взорвется и опозорится, излив семя прямо в постель. Но Анастасия, не обращая внимания на его бедственное состояние, вернулась к нему и протянула стакан. На дне плескалось примерно с дюйм янтарной, мутноватой от трав жидкости. Кристофер, недовольно нахмурясь, уставился на снадобье.
— Почему бренди, а не вода?
— Потому что у лекарства не слишком приятный вкус, а бренди немного его заглушит. Выпей. Уже через четверть часа почувствуешь себя куда лучше, а мне как раз хватит времени наскоро вымыться.
Представив себе Анастасию в огромной ванне, с кожей, блестящей от мыльной пены, Кристофер судорожно сглотнул слюну и одним махом опрокинул содержимое стакана.
— Я… я присоединюсь к тебе… если не возражаешь.
— Не возражаю, — улыбнулась девушка, — если пообещаешь не распускать руки, пока боль не пройдет.
— Ладно, — вздохнул он, — так и быть, перестрадаю… то есть подожду тебя здесь. Так, пожалуй, будет лучше.
Анастасия кивнула, наклонилась и, поцеловав в лоб, прошептала на ухо:
— Счастье приходит к тому, кто умеет ждать, Кристоф.
У него так и вертелась на языке довольно резкая отповедь. Пора ей знать, что его имя не какая то чужеземная кличка, и никакой он не Кристоф. Но вместо этого Кристофер предпочел наслаждаться видом ее великолепных грудей, нависших над самыми его губами, когда она нагнулась. Совсем как спелые груши! Что бы он не дал, лишь бы попробовать их на вкус!
Но она тут же выпрямилась, отошла и исчезла за дверью. Оставалось лишь фантазировать, представляя ее в этой развратно-роскошной ванне. Нежную. Теплую. Пленительную.
Ванная была единственной комнатой во всем доме, которая резко выделялась на фоне остальных и совершенно не вписывалась в общую обстановку. Кристофер помнил, как был поражен, увидев ее при первом осмотре поместья. Похоже было, что дом меблировал какой-то чопорный замшелый пуританин, ненавидевший яркие и теплые тона и презиравший уют, который не позаботился заглянуть в ванную. Поэтому она и осталась нетронутой. И слава Богу! Ванна в римском стиле, к которой вели мраморные ступеньки, достаточно большая, чтобы вместить шестерых, изящные колонны, на капителях которых резвятся голенькие золотые херувимчики.
Он обязательно будет купаться вместе с ней в этой ванне, пока не придет время возвращаться в Лондон. Кстати, о Лондоне… где, во имя всего святого, она будет жить, пока он не найдет для нее подходящего местечка? Нужно снять жилище в тихом квартале. А его городской дом совершенно не подходит: слуги, разумеется, немедленно начнут сплетни. Потому что у лекарства не слишком приятный вкус, а бренди немного его заглушит. Выпей. Уже через четверть часа почувствуешь себя куда лучше, а мне как раз хватит времени наскоро вымыться.
Представив себе Анастасию в огромной ванне, с кожей, блестящей от мыльной пены, Кристофер судорожно сглотнул слюну и одним махом опрокинул содержимое стакана.
— Я… я присоединюсь к тебе… если не возражаешь.
— Не возражаю, — улыбнулась девушка, — если пообещаешь не распускать руки, пока боль не пройдет.
— Ладно, — вздохнул он, — так и быть, перестрадаю… то есть подожду тебя здесь. Так, пожалуй, будет лучше.
Анастасия кивнула, наклонилась и, поцеловав в лоб, прошептала на ухо:
— Счастье приходит к тому, кто умеет ждать, Кристоф.
У него так и вертелась на языке довольно резкая отповедь. Пора ей знать, что его имя не какая то чужеземная кличка, и никакой он не Кристоф. Но вместо этого Кристофер предпочел наслаждаться видом ее великолепных грудей, нависших над самыми его губами, когда она нагнулась. Совсем как спелые груши! Что бы он не дал, лишь бы попробовать их на вкус!
Но она тут же выпрямилась, отошла и исчезла за дверью. Оставалось лишь фантазировать, представляя ее в этой развратно-роскошной ванне. Нежную. Теплую. Пленительную.
Ванная была единственной комнатой во всем доме, которая резко выделялась на фоне остальных и совершенно не вписывалась в общую обстановку. Кристофер помнил, как был поражен, увидев ее при первом осмотре поместья. Похоже было, что дом меблировал какой-то чопорный замшелый пуританин, ненавидевший яркие и теплые тона и презиравший уют, который не позаботился заглянуть в ванную. Поэтому она и осталась нетронутой. И слава Богу! Ванна в римском стиле, к которой вели мраморные ступеньки, достаточно большая, чтобы вместить шестерых, изящные колонны, на капителях которых резвятся голенькие золотые херувимчики.
Он обязательно будет купаться вместе с ней в этой ванне, пока не придет время возвращаться в Лондон. Кстати, о Лондоне… где, во имя всего святого, она будет жить, пока он не найдет для нее подходящего местечка? Нужно снять жилище в тихом квартале. А его городской дом совершенно не подходит: слуги, разумеется, немедленно начнут сплетничать. Им ни в чем нельзя довериться. Здесь, в сельской местности, это не важно: сплетни не разносятся так далеко, как в столице. Представить страшно, что будет твориться, когда в обществе станет известна его история. Не хватает еще, чтобы на всех углах судачили, будто маркиз Хаверстон околдован цыганкой, хотя это чистая правда.
Дверь снова открылась, Анастасия вошла в спальню такая же обнаженная, какой ее покинула, и направившись к кровати, забралась в нее, встала на колени и откинула простыню. Кристофер со свистом втянул в себя воздух, поражаясь бесстыдной дерзости, с которой она устроилась верхом на его чреслах. Ее
