Все это очень странно

— Они не пишут ей об этом, потому что знают — она тут же приедет. Дженни Роуз упрямее всех на свете! Только и ждет, когда они напишут, что соскучились, что она может вернуться.

— Ты сама скоро станешь такая же прибабахнутая, как твоя сестрица. Мне-то зачем все это рассказывать?

«Потому что ты мой друг», — думает Хилди и говорит:

— Потому что у тебя плохой почерк. Ты пишешь, как взрослый.

— Ну и что?

— Помоги мне подделать кое-что. Я стащу следующее письмо от ее родителей, а ты припиши пару фраз: что они соскучились, что они ждут ее. Я сама не могу. Вдруг она узнает мой почерк?

— Хочешь, чтоб я помог тебе ее сбагрить?

— Мне кажется, если она не попадет к ним в ближайшее время, ей будет плохо. Она заболеет, может, даже умрет. Она и сейчас уже ничего не ест.

— Так вызовите врача. Нет уж, я ничего такого делать не буду.

Однако в конце концов он соглашается. В декабре М.М., занятая приходскими делами, отменяет уже вторую встречу с учительницей Дженни Роуз. Никто особо не беспокоится — учителя забывают про нее, никогда не вызывают на уроках, даже на перекличках отмечают, не глядя в ее сторону. Только Хилди присматривает за ней и иногда оборачивается на Майрона, чувствуя на себе его взгляд. Во вторник он шлет ей записку: «Я не могу на нее смотреть. Как ты это выдерживаешь?» Хилди едва разбирает его почерк, но не сомневается, что Дженни Роуз прочла бы его без труда. Дженни Роуз может все.

Утром М.М. едва не врезалась в нее. Хилди на кухне ела кукурузные хлопья, Дженни Роуз открыла холодильник, взяла апельсин и пошла обратно к себе. В дверях она столкнулась с М.М. — та обогнула племянницу, как стоящий на дороге стул или шкаф.

— Мам, — позвала Хилди.

— Что? — М.М. взяла у нее чашку и поставила в раковину, хотя Хилди еще не доела.

— Я хотела поговорить о Дженни Роуз.

— О сестренке? Хорошо она у нас погостила, да?

— Ага. Ну ладно, пора уже, — и Хилди пошла одеваться в школу.

Три человека сидят в лодке. Вода ярко-зеленая, лодка ярко-зеленая, — иногда, открывая глаза, она удивляется, что ее руки и ноги другого цвета. Иногда беспокоится — почему нет родителей? Иногда в лодке появляется другая девочка, старше ее, вечно хмурая. Хочется ей сказать, чтоб не хмурилась, но лучше не обращать на нее внимания и сосредоточиться на родителях. Вернуть их в лодку. Уходи, говорит она мысленно другой девочке, но это неправильно. Уйти должна она сама. Как зовут ту, что сидит в лодке? Девочка не хочет сидеть спокойно — встает, машет руками, подпрыгивает, даже не замечая, что вот-вот свалится в воду.

Уходи, мысленно говорит она девочке. Уходи, мне некогда. Один раз я сдула крышу тюрьмы, опрокинула стены, чтобы увидеть звезды. Почему я не могу заставить тебя уйти? Я умею ходить по воде, а ты? Я скоро уйду и заберу с собой лодку — где ты будешь сидеть, глупышка?

Хилди любит слушать, как молится мать — такой сильный, торжественный, чистый голос. Они с отцом теперь постоянно ругаются, и М.М. сидит в кухне допоздна, шепотом разговаривая по телефону с Мерси Орцибел. Хилди не слышно слов, но если тихонько встать возле кухонной двери, будешь невидимкой, как Дженни Роуз. Все равно что залезть под стол для пинг-понга. Никто тебя не заметит.

По ночам, когда М.М. кричит на мужа, Хилди зажимает уши ладонями и нахлобучивает на голову подушку. На этой неделе она ни разу не проиграла в пинг-понг, хотя старалась поддаться отцу. Глаза у мистера Хармона стали красные, с мешками на нижних веках. Через несколько дней он уезжает на конференцию по американской литературе.

М.М. за кафедрой прямая, как спица, но Хилди вспоминается другая женщина: скорчившаяся на кухонном полу с телефонной трубкой в руках, курящая сигарету за сигаретой. Ночью Хилди стояла в дверях и ждала, пока мать ее заметит. М.М. швырнула трубку на рычаг. «Вот сука», — сказала она и глубоко затянулась, глядя куда-то в пространство.

Отец сидит рядом с хором и внимательно слушает проповедь жены. Хилди вспоминает, как за ужином у него в руках дрожала ложка, которую он нес ко рту под тяжелым взглядом М.М. Вот отец, вот мать, вот Дженни Роуз, которая тоже обычно смотрит в пространство и которую никто кроме Хилди не видит.

Теперь Хилди легче смотреть на Дженни Роуз, чем на всех остальных членов семьи. Дженни Роуз сидит на деревянной церковной скамье рядом с ней, касаясь коленом ее колена. Хилди знает, что сестра держится здесь только огромным усилием воли. Это все равно что сидеть рядом с гигантской спичкой, которая чиркнула о коробок, но не стала загораться. Дженни Роуз теперь настолько сильна, что может сдвинуть церковную крышу, превратить в вино сок из трапезной, ходить по воде. Как может М.М. не видеть этого, глядя с кафедры на их скамью и не замечая племянницу, будто Дженни Роуз уже нет? Будто ее никогда не было?

А Хилди видит Дженни Роуз, даже закрывая глаза во время благословения. Дженни Роуз сидит, сложив руки в каком-то выжидательном жесте. Нога ее рядом с ногой Хилди мелко дрожит. Или, может быть, это нога Хилди дрожит под тяжестью голоса матери и невыносимой умоляющей улыбки отца. В этот момент она все на свете бы отдала, чтобы стать невидимой для всех, как Дженни Роуз. Такой же сумасшедшей путешественницей.

В понедельник приходит почта с письмом от родителей Дженни Роуз. Хилди вытаскивает конверт из общей пачки. Майрон наблюдает за ней, переминаясь с ноги на ногу. Ему очень неуютно в одном доме с Дженни Роуз.

Все выходные он тренировался — писал две короткие фразы, стараясь копировать почерк в старых письмах. Хилди осторожно открывает конверт над горячим чайником. Свет в спальне включается, выключается, опять включается. Хилди чувствует, как ее затягивает в чайник, в горячую воду. Можно утонуть… там так глубоко, а она становится все меньше и меньше… она испуганно встряхивает головой.

Они спускаются в нижнюю комнату и залезают под стол, где Хилди торопливо просматривает письмо. Майрон, собравший уже целую коллекцию самых разных стержней, тонкой черной пастой приписывает постскриптум: «Нам так не хватает тебя, милая Дженни. Пожалуйста, приезжай скорей».

— Совсем не похоже, — говорит он, протягивая письмо Хилди. Она кладет его обратно в конверт и заклеивает. Какая разница, похоже или нет — Дженни Роуз все равно готова ринуться к ним. Дело не в почерке, понимает вдруг Хилди. Просто ей нужен свидетель, свидетель тому, что сейчас произойдет.

— Я видел твоего отца, — сообщает Майрон. — Он ночевал у нас дома.

— Папа уехал на конференцию.

— Он всю ночь был у нас. Когда я собирался в школу, он спрятался от меня. В комнату матери.

— Все ты врешь! Папа уехал в Висконсин! Он нам звонил из гостиницы. Как он мог ночевать у вас, если был в Висконсине? По воздуху переместился, что ли?

— Ну, ты же веришь, что Дженни Роуз может переместиться в Индонезию, — усмехается Майрон. Щеки у него становятся ярко-красные.

— Убирайся отсюда. — Хилди прижимает ладонь к ноге, чтобы ему не врезать.

— Ты совсем съехала с катушек. Как твоя Дженни Роуз. — Майрон вылезает из-под стола и уходит, изо всех сил выражая презрение затылком и спиной.

Оставшись одна, Хилди раскачивается вперед-назад, держа в руке письмо, будто нож, и думает о Дженни Роуз. Как она будет исчезать?

Неравнодушная к театральным эффектам, Хилди надеется, что ее труды увенчаются ярким финалом. Что Дженни Роуз предстанет перед ней в своем истинном обличье. Что она наконец увидит таинственное существо, которое, по мнению Хилди, живет в ее двоюродной сестре, как в стакане воды живет целый океан. Что глаза у этой странной девочки вспыхнут молниями, а голос загрохочет, как гром, что она вылетит в окно и облачком дыма растворится в воздухе. Должна же Дженни Роуз чем-нибудь отплатить Хилди за ее доброту — за честно разделенную пополам комнату, за подделанное письмо, за возможность вернуться к