Милые чудовища

Она готовила простейшие снадобья для слуг, живших на той же улице, что и леди Фрэликс. Иногда что-нибудь предсказывала, но пророчила всем только счастье и удачи. Ее приворотные зелья состояли в основном из растворенных в вине сахара и меда. Зилла не брала за них денег. Слуги из соседских домов просто приходили, рассаживались за кухонным столом и делились сплетнями. Они рассказывали истории, как мэра Брила выставили дураком — и все из-за любви; о непреднамеренных отравлениях; о том, у кого из соседей по слухам в матрасе спрятаны мешочки с золотом; кого из детей в младенчестве уронили пьяные повитухи. Зилла, казалось, не обращала на эти сплетни ни малейшего внимания.

— Леди Фрэликс — хорошая женщина, — сказала как-то Джемма. — У нее была бурная молодость. Она разговаривала с богами и ничегошеньки не боялась. А потом она приехала в Брид полюбоваться на здешние храмы и из минутного каприза купила здесь дом. Говорит, что никогда раньше не видела города, где было бы столько спящих богов. Говорит, это действует успокаивающе. Я-то сама в этом не разбираюсь — всю жизнь прожила в Бриде, никуда не выезжая.

— В Бриде и впрямь что-то есть, — произнесла Зилла. Вид у нее был сердитый, как будто слово «Брид» было ей неприятно на вкус. — Это что-то меня сюда и привело, но что это — я не знаю. Я бы сказала: это что-то умиротворяет, А Озен, боюсь, считает, что здесь скучно.

— Я хочу домой, — сказала Озма тихонько, чтобы Джемма не услышала. Мать смотрела в другую сторону, как будто тоже ничего не слышала.

У Озмы на руках появились жесткие мозоли. Это даже хорошо, что делать в Бриде было нечего. Она все свое время проводила, что-то отмывая, отчищая и выбивая. Нос у Зиллы вечно был розовый, потому что она постоянно чихала. Констебль скучал. «Смерть оказалась совсем не такой, как я ожидал», — заявил он.

— А какая она, смерть? — поинтересовалась Озма. Она всегда задавала призракам этот вопрос, но еще ни разу не получила вразумительного ответа.

«Откуда я знаю! — огрызнулся констебль. — Меня же целыми днями носят в кармане. Я пью затхлую кровь забитого скота с рынка. Я думал, после смерти меня ждет слава, или прекрасные распутные дьяволицы с бархатистой на ощупь грудью, или большой зал, полный богов, собравшихся, чтобы судить меня».

— Скоро все будет по-другому, вот только Зилла покончит со своими делами в Бриде, — сказала Озма. — А потом мы поедем домой. Там тебе будет и слава, и мой карман будет выстлан лавандой и шелком. Зилла будет пользоваться популярностью, и когда мы поедем по улицам на своей карете, все будут ей кланяться. Матери будут пугать своих детей байками о Зилле, а короли будут вымаливать у нее хоть один поцелуй. Но она будет любить только меня.

«Ты думаешь, будто твоя мать — шантажистка, воровка и убийца, — сказал констебль. — И поэтому восхищаешься ею».

— Но она такая и есть! — возразила Озма. — Уж я-то знаю, кто она!

Констебль ничего не ответил. Только усмехнулся. Они не разговаривали несколько дней, но потом Озма смягчилась и предложила ему в знак примирения выпить ее крови. Всего одну-две капли. Ей даже льстило, что он предпочитал ее кровь.

Следить за тем, чтобы в доме леди Фрэликс не было призраков, оказалось тяжело. Озма однажды поделилась этой мыслью с хозяйкой, когда принесла ей завтрак. В то утро Зилла и Джемма ушли в храм — если верить тамошним священникам, недавно одна из статуй богов в том храме открыла нарисованный рот и пожаловалась на погоду. Поговаривали, что это чудо.

— Твоя мать хочет, чтобы я отпустила всех своих птиц, — сказала леди Фрэликс. — Сначала духов, а теперь птиц. Она говорит, что держать живность взаперти жестоко.

Что-то совсем непохоже на Зиллу. Эта новая Зилла в последнее время стала раздражать Озму. Одно дело притворяться добропорядочной, и совершенно другое — быть ею целиком и полностью.

— В некоторых местах выпускать птиц на волю считается священным ритуалом, — сказала леди Фрэликс. — Люди выпускают их в праздничные дни, чтобы порадовать богов. Возможно, я должна последовать их примеру. Быть может, твоя мать права.

— Почему призраки возвращаются сюда снова и снова? — спросила Озма. Духи интересовали ее куда больше, чем птицы. Какой от птиц толк? Только и делают, что едят, гадят и шумят. — Что вы сегодня наденете?

— Розовый халат, — ответила леди Фрэликс. — Если ты одолжишь мне на денек своего призрака, я подарю тебе одно из своих платьев. Любое, какое выберешь.

— Все равно Зилла его отберет и отдаст беднякам, — буркнула Озма. А потом добавила: — Как вы узнали, что я девушка?

— Я старая, но не слепая, — сказала леди Фрэликс. — Я все вижу. Призраков и девчонок. Разные потерянные вещицы. Тебе не следует всегда ходить в мальчишеском платье, милочка. Даже таким пронырам, как ты, время от времени нужна правда.

— Если захочу быть мальчишкой, то и буду, — отрезала Озма. Она вдруг осознала, что даже мысленно уже не называет себя Озмой. Она стала Озеном, который важно прохаживался по улицам и заигрывал с девушками, чьи ноги были длиннее, а грудь не нуждалась в заматывании.

«Лучше будь девушкой, — раздался из кармана приглушенный голос констебля. — Когда ты мальчишка, у тебя становятся слишком тощие бедра. И мне не нравится, как меняется твой голос. Раньше он был куда милее и певучее».

— Ой, да замолчи ты! — сердито рявкнула Озма. — Мне за всю жизнь не приходилось слышать большей чуши!

— Ты избалованное дитя, но мое предложение остается в силе, — сказала леди Фрэликс. — Вернемся к этому разговору, когда ты будешь готова снова стать девушкой. А теперь давай спустимся вниз и займемся моей коллекцией. Мне нужен кто-нибудь с ловкими пальцами. Мои старые руки слишком трясутся. Ты мне поможешь?

— Если вам будет угодно, — сказала Озма без должной почтительности. Она помогла леди Фрэликс выбраться из постели и облачиться в халат, а потом расчесала остатки старухиных волос. — Сколько вам лет?

— Не так много, как твоей матери, — ответила леди Фрэликс и рассмеялась, заметив недоверчивое выражение на Озминой мордашке.

В комнате, где хранилась коллекция леди Фрэликс, не было дверей, но Озма была уверена, что уже видела эту комнату. Здесь, за несуществующей дверью, прятались четыре или пять призраков. Все они мялись на пороге, словно приклеились к нему,

— Что это они делают? — удивилась Озма.

— Хотят попасть внутрь, — сказала леди Фрэликс. — Но боятся. Что-то манит их. Они хотят, но не понимают, почему, бедняжки.

Это была очень странная комната. Огромная, размером с зал для танцев, какие Озма видела в Абале, она была заполнена картинами, алтарями и столами, на которых были кучами навалены раки для мощей, священные книги и иконы. И вплоть до самой дальней стены здесь повсюду стояли боги: большие, как шкафы, и маленькие медные божки, боги из слоновой кости, золотые боги, боги из яшмы и жирные богини, дающие жизнь другим богам. И еще здесь были колокола: свисающие с потолка на длинных шелковых веревках и стоящие на полу — такие огромные, что Озма вполне могла бы спрятаться под одним из них. И платья, жесткие из-за густо покрывавшего их шитья. Они висели вперемежку с крохотными колокольчиками, размером с ноготь.

«Где это мы?» — спросил констебль.

Леди Фрэликс шагнула внутрь и поманила Озму за собой. Но когда нога Озмы ступила на деревянный пол, половица издала ужасающий визг.

«Что это за шум?» — сказал констебль.

— Пол… — начала было Озма.

— О, — промолвила леди Фрэликс, — твой призрак… Лучше тебе привязать его снаружи. Вряд ли он захочет войти сюда.

Констебль трепетал у Озмы в руке. Он дико озирался по сторонам, не обращая на девушку никакого