Милые чудовища

внимания. Она привязала его к ножке первого подвернувшегося столика в коридоре.

«Не оставляй меня здесь, — взмолился констебль. — В той комнате есть что-то такое, что мне очень нужно. Принеси это мне, мальчик».

— Мальчик! — возмущенно повторила Озма.

«Прошу тебя, мальчик, — умолял констебль. — Озма, пожалуйста. Во имя моей смерти!»

Озма игнорировала его просьбы. Она снова вошла в комнату. И снова при каждом ее шаге половицы взвизгивали, стонали и скрипели. Леди Фрэликс захлопала в ладоши.

— Это почти так же здорово, как попасть на концерт Олдунского оркестра, — промолвила она, Странной быстрой походкой она приблизилась к резному алтарю в форме крылатой рыбы.

— Почему у вас под ногами пол не издает ни звука? — спросила Озма.

— Просто я знаю, куда поставить ногу, — объяснила леди Фрэликс. — Я храню здесь самые драгоценные свои реликвии. Все эти вещи принадлежат богам. Вот, ставь ногу сюда. Нужно идти вслед за рисунком половиц. Давай я тебя научу.

Она показала Озме, как нужно передвигаться по комнате. Это было все равно что вальсировать.

— Ну разве не забавно? — воскликнула леди Фрэликс. — При достаточной сноровке этот пол можно использовать как музыкальный инструмент. Его привезли из храма в Нале. Тут где-то должен быть изумруд. Глаз бога. Из того же самого храма. А вот, взгляни-ка на это!

Прямо из старого каменного алтаря росло дерево. Его корни чуть не раскололи алтарь надвое. На дереве зрел плод, и леди Фрэликс нагнула к себе ветку.

— Нет, еще не поспел, — констатировала она. — Я жду уже почти двадцать лет, а он все никак не созреет.

— Вы, наверное, хотите, чтобы я тут постирала отовсюду пыль? — спросила Озма.

— Лучше помоги мне разобраться с книгами, — попросила леди Фрэликс. — Прошлым летом я оставила где-то тут один роман, дочитала его только до половины. Прекрасную цыганку похитил знатный господин, переодетый нарвалом.

— Вот, нашла! — воскликнула Озма после долгих поисков в естественной, не тяготившей их обеих тишине. Когда девушка вскинула голову, у нее возникло странное ощущение — будто комната вдруг закружилась. Боги и их алтари словно светились, а колокола звонили, хотя и совершенно беззвучно. Даже леди Фрэликс слегка расплывалась и мерцала, как будто она одновременно двигалась и стояла на месте.

— Что-то ты побледнела, — сказала леди Фрэликс. — Не думала, что ты окажешься настолько чувствительной.

— К чему? — спросила Озма.

— К богам, — ответила хозяйка. — У некоторых людей возникают неприятные ощущения, как при восхождении в горы. А другие вроде бы вообще ничего не замечают.

— Да плевать мне на богов, — сказала Озма. — Они для меня ничего не значат. Ненавижу Брид. Ненавижу этот дом. И богов тоже ненавижу.

— Давай-ка пойдем и заварим чаю, — предложила леди Фрэликс. Кажется, еретические откровения Озмы ничуть ее не смутили.

Констебль, привязанный к столу в коридоре, дергал за ленточку с такой силой, словно помещение наполнилось кровью.

— В чем дело? — осведомилась Озма. — Там нету ничего интересного, только старые занудные боги.

«Мне без этого не обойтись! — настаивал констебль. — Прояви милосердие, прояви! Дай мне то, что мне нужно!»

— Не будь таким надоедливым, — поморщилась Озма. У нее разболелась голова.

Она так и не успела опустить констебля в карман — леди Фрэликс схватила ее за руку и вытянула констебля за ленточку.

— Очень любопытно, — промолвила старуха. — Он такой живчик, такой милашка. Не похож на обычных призраков. Ты знаешь, от чего он умер?

— Поел испорченного сыра, — ответила Озма. — А может, упал со скалы. Я не помню. Отдайте его мне.

— Это хорошо, — сказала леди Фрэликс, — что большинство людей не видит призраков и не может с ними разговаривать. Когда смотришь, как они шныряют повсюду, в тебе зарождается страх перед смертью. А с другой стороны, что еще делать, когда умрешь? Найдется ли какое-нибудь бессмертное дитя, которое станет таскать меня в кармане, когда я умру?

Озма пожала плечами. Она молода, ей еще очень нескоро умирать. Она старалась выкинуть из головы юного симпатичного констебля, сидевшего у нее в кармане и еще совсем недавно думавшего точно так же.

К тому времени, как Зилла и Джемма вернулись из храма, леди Фрэликс решила выпустить своих птиц, и чем скорее, тем лучше.

— Я держала их только потому, что дом казался мне таким пустым… — объяснила старуха. — В Бриде вообще слишком тихо. Вот в Туке божьи дома полны красных и зеленых птиц, которые носят туда-сюда священные послания.

Зилла, Джемма и Озма выносили на улицу клетку за клеткой. Птицы суетились и чирикали. Леди Фрэликс наблюдала за происходящим из окна своей спальни. Начинало моросить.

Оказавшись за пределами клеток, птицы выглядели скорее растерянными, чем ощутившими свободу. Они не испускали радостных трелей и даже не улетали. Озме приходилось отгонять их от клеток. Они летали вокруг дома и бились крыльями в окна. Леди Фрэликс задернула шторы. Одна пичуга ударилась о стекло с такой силой, что сломала себе шею.

Озма подобрала ее тельце. Клюв был открыт.

— Бедняжки, — промолвила Джемма. Она была ужасно сентиментальна. Она стерла фартуком капли дождя с лица. Из волос ее торчали перья.

— Куда деваются призраки птиц и животных? — тихонько спросила Озма у Зиллы. — Почему мы их не видим?

Зилла смерила ее взглядом. Глаза ее сверкали, на щеках горел румянец.

— Я-то их вижу, — сказала она. — Так же отчетливо, как и все остальное. Это хорошо, Озен, что ты их не видишь. Гораздо добропорядочнее не видеть вообще никаких призраков.

— Леди Фрэликс знает, что я девушка, — сказала Озма. Джемма ее не слышала, она отгоняла птиц от дома, размахивая руками и промокшим фартуком. Дождь лил все сильнее, но Зилла, казалось, этого не замечала. — Она сказала, что мне нужно быть осторожнее. Думаю, это потому, что я превращаюсь в мальчишку. Мне кажется, она права. Теперь я уже могу писать стоя. У меня изменилась фигура. У меня там, внизу, появилось кое-что, чего не было раньше.

— Дай-ка мне взглянуть на тебя, — сказала Зилла. — Повернись. Да, вижу. Что ж, я тут ни при чем. Должно быть, ты каким-то образом сама это делаешь. Хм, до чего же ты стала изобретательна. Это все очень необычно.

— Вообще-то так даже удобнее, — сказала Озма. — Мне нравится писать стоя.

— Ну уж нет, так не пойдет, — заявила Зилла. — В этом нет ничего добропорядочного, это уж точно. Ладно, сегодня вечером мы с этим разберемся.

«Когда ты была девушкой, ты нравилась мне гораздо больше, — сказал констебль. — Ты была милой девушкой. Уж она достала бы для меня то, что мне нужно. Она нашла бы для меня это в той комнате».

— Я никогда не была милой девушкой! — отрезала Озма. Она стояла в их комнатке-мансарде голышом. Жаль, что у нее не было зеркала. Эта штучка у нее между ног выглядела очень странно. Она и сама не заметила, когда это у нее появилось.