месте, где соприкасались их тела, и это чувство ей совсем не понравилось.
– Трогаемся, – сказала Джейме, обращаясь к Родригесу.
– Э-э… мэм… – неуверенно замялся тот.
– В чем дело? – спросила она.
– У нас еще один попутчик.
Джейме и Яни разом обернулись и увидели, как из-за машины кто-то вышел.
– Лив Нельсон, – представил Родригес. – Прикомандированная фотокорреспондентка.
– Привет, – сказала Лив, прикрывая лицо козырьком ладони и обращаясь к Джейме. – Мы с вами уже встречались. – Она повернулась к гражданскому специалисту: – Лив Нельсон. Я направляюсь на север, в багдадский аэропорт. Начальник снабжения сказал, что у вас в машине должно быть свободное место.
Яни порывисто пожал ей руку и представился:
– Билл Бертон.
Лив почему-то задержала его руку в своей, внимательно всматриваясь в лицо.
– Рада с вами познакомиться, – наконец сказала она и добавила: – Ого, пестрая группа собралась.
Яни небрежно направился к машине. Джейме остановилась у водительской двери, размышляя о том, как сесть за руль и не привлечь к себе внимания или не распластаться на земле. Ее левая нога оставалась практически бесполезной.
– Всем по местам, – скомандовал Родригес.
Не понимая, что происходит с Джейме, он подошел к ней, открыл дверцу, ненавязчиво помог занять место и вполголоса спросил:
– С вами все в порядке?
Кивнув, Джейме ответила ему тоже шепотом:
– Определенно, мы теперь попали в кроличью нору[12].
Она повернула пусковой рычаг на приборной панели и прикрыла козырьком контрольную лампочку, чтобы та была видна в ярком дневном свете. Как только лампочка погасла, Джейме повернула рычаг до конца, заводя двигатель.
– Да, мэм, тут я с вами полностью согласен, – ответил Родригес, закрывая за ней дверь.
Часть вторая. Эль-Хилла – Вавилон
– Господи, великий комтур Шредер! – воскликнул Жан, вскакивая на ноги.
Он испытал потрясение, увидев, как в импровизированный зал совещаний вошел человек в черной одежде федайинов. Однако идентификация данной персоны не вызывала никаких вопросов. Сен-Жермен знал лицо этого человека по фотографии вот уже почти шестнадцать лет. Герик Шредер осторожно прикрыл за собой дверь.
– Предметы у вас? – спросил великий комтур Жана.
Тот весь последний час мысленно прокручивал различные варианты этого момента. Наконец время пришло.
Он встал, поднял холщовую сумку, поклонился, протянул ее стоявшему перед ним человеку и сказал:
– С чувством величайшего смирения я, Адриан Монтрит, передаю этот дар на пользу блистательному делу.
Великий комтур принял сумку, поставил ее на импровизированный стол и достал два мешочка из коричневого бархата. Затем Шредер тщательно расстелил холстину. Содержимое каждого мешочка чувствовалось по его форме.
Выбрав сначала более плоский мешочек, великий комтур вынул из него ножны. Оба шумно втянули воздух, не в силах поверить своим глазам. Тонкая работа древнего мастера не имела себе равных. Верхнюю часть ножен украшали четыре золотых квадрата, каждый со звездой неповторимой формы. Далее следовала разделительная полоса, также украшенная затейливой филигранью, ниже – еще три квадрата, размеры которых уменьшались вместе с шириной ножен.
Адриан начисто забыл все свои страхи. Это мгновение передачи священных реликвий великому комтуру Шредеру перенесло его далеко от убогого темного сарая к югу от Багдада. Он больше не слышал постоянного рева вертолетов над головой и не чувствовал в воздухе запаха плесени. На всей планете не было никого, кто мог бы разделить с ними это мгновение. Абсолютно!..
Монтрит смутно заметил, что великий комтур Шредер зашел ему за спину.
– Спасибо вам, – сказал он, и это были последние слова, услышанные Адрианом.
Его шея сломалась с тихим хрустом. Обмякшее тело с глухим стуком рухнуло на землю.
Перешагнув через труп, Герик взял второй мешочек, сунул в него руку и стиснул рукоятку. От одного только прикосновения к ладони маленьких позолоченных шариков размером с горошину у него по щеке прокатилась слеза. Одно плавное движение – и его взору полностью открылся Меч Жизни. Даже в сумраке Шредер разглядел сверкающую синеву рукоятки, отделанной лазуритом. Он почувствовал тяжесть длинного позолоченного лезвия и провел большим пальцем по прямому углублению, проходящему посредине. У него в ушах прозвучали предсмертные крики людей, расставшихся с жизнью от этого меча. Рука ощутила вибрацию торжества победы всех тех, кто поражал им врагов.
Теперь этот меч принадлежит ему, Герику Шредеру.
– Мы вернулись! – прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Мы вернулись домой!
Для Энди Бленхейма самую большую тайну во дворце представляла личность того человека, который занимал дальний конец нижнего подземного этажа. Кто он, пленник или почетный гость? Почему все обращались к нему только по имени?
Сколько Энди ни ломал голову, но так и не смог представить себе, какое значение имел этот человек, если только он каким-то образом не был тем самым, единственным. Быть может, по праву рождения.
Так Бленхейм и предпочитал о нем думать. Поэтому он разговаривал с таинственным обитателем дворца с величайшим почтением и любезностью. Как знать, быть может, рядом с ним находился кто-то великий.
Вот и теперь Энди постучал, перед тем как вставить ключ в замок и повернуть его. Когда он открыл дверь, свет уже горел. Роскошная обстановка – ярко-алый диван, позолоченные кресла! – почему-то казалась безжизненной и неуютной.
– Должно быть, вы проголодались, – сказал Бленхейм.
Мальчик, сидевший на полу за диваном, обернулся. Энди поставил поднос на деревянный обеденный стол в стиле Людовика XIV. Для Энди было мучением кормить мальчика теми блюдами, которые тому нравились. Бленхейм перепробовал макароны с сыром, гамбургеры и даже универсальную французскую выпечку. Сейчас кухни как таковой больше не было. Приходилось довольствоваться холодильником и микроволновой печью. Но Бленхейму наконец удалось достать хлеб и полбанки арахисового масла.
Мальчик встал. У него были длинные черные волосы, придававшие ему совсем уж детский вид. По прикидкам Энди, ребенку было лет семь-восемь. Он говорил так редко, что Бленхейм даже не смог определить, какой язык для него родной. По крайней мере, мальчик понимал английский.
Энди почтительно протянул бутерброд. Он также принес маленький пакет молока.
Мальчик шагнул вперед.
– Это арахисовое масло, господин Стефан. Надеюсь, вам оно понравится. Я стараюсь изо всех сил, понимаю, как вы проголодались.
– Оно… оно не отравлено? – спросил мальчик, казалось готовый вот-вот расплакаться.
– Боже милосердный, нет! Я приготовил этот бутерброд сам!
Отломив кусок, Энди засунул его в рот.
