родила ребенка без мужа, и вообще непонятно от кого. В описании дальнейших событий рассказчицы никак не могли прийти к единому мнению. То ли отец девочки, которую назвали Женей (разве это имя для ребенка из приличной семьи!), так и не появился, то ли пришел делать предложение, по всем правилам, и был с позором изгнан.
Так или иначе, доцент Еланин с возмущением обнаружил, что больше не является центром мира, существующего в пределах этой квартиры. Став постарше, девочка упорно не желала соответствовать идеалу, твердо усвоенному старшим поколением. Вместо подаренных бабушкой платьев с оборками и рюшечками она не вылезала из джинсов и кроссовок, а вместо традиционных девчачьих игр предпочитала гонять с мальчишками в футбол. Даже после того как пошла в первый класс, девочка не изменилась и продолжала доставлять массу проблем бабушке с дедушкой, к которым теперь присоединилась и мама. За последнее время молодая женщина растеряла боевой пыл и стала вполне соответствовать требованиям своих родителей.
Но от этого мало что изменилось, разве что «центр сопротивления» звали теперь не Мария, а Евгения. Холодная война в бывшей профессорской квартире продолжалась. Именно этот накал страстей и привлек существо, которое те, кто привел ее в наш мир, назвали собакой Баскервилей, или просто Собакой.
Недалекое прошлое
Особняк на окраине города
— А твои родители не будут против?
— Если честно, мама считает, что в четырнадцать лет пользоваться косметикой еще рано, но у нас все девчонки в классе давно уже красятся, одна я как самая отсталая! А можно я возьму что-нибудь из одежды? Мама будет опять навязывать эту отстойную блузку с кружевами. Ну и подумаешь, что ее купили во французском бутике, никто из девчонок такого не носит! Я попросила у Аньки ее футболку с монстрами, а она, вредина такая, не дала. Ну хоть совсем не ходи, уж лучше, чем так позориться.
— Хитрюшка ты. Ладно, пошли уж, в шкафу тети Элеоноры найдется что-нибудь подходящее.
— Ой, вот это кайф! Можно, я примерю это... и это. А где у вас зеркало?
— Зеркало?.. Разбилось случайно, а новое вставить все не соберусь... Посмотри, а это платье тебе не нравится?
— Платье? Что я, маленькая, на дискотеку в платье? Вот это — суперкласс, крутая готика, все будут в полном отпаде! А косметика?
— Давай я сама тебя подкрашу. Сначала тени, вот эти, багровые, подойдут, и стразы на виске самое то, теперь тушь. В завершение немного румян и блеск для губ; нет, этот для тебя слишком яркий, лучше бесцветный, тоже с блестками. Вот и готово, повеселись как следует.
...Девушка-подросток в черном платье из искусственной кожи и со старательно сделанным макияжем в стиле «вамп» выбегает из дома к ждущей у ворот машине. Стройная рыжеволосая женщина, которая кажется не на много старше ее, смотрит ей вслед, грустно улыбаясь. В ее возрасте она так мечтала о чем-то похожем...
* * *
Собака неторопливо обследовала комнату за комнатой. Здесь ей нравилось даже больше, чем в других квартирах: таких сильных чувств и накала страстей она не находила еще нигде. Казалось, ими пропитаны сами стены.
Комната, предназначенная для одного-единственного человека. Собака уже знала, что она называется кабинетом. Большая часть ее была занята письменным столом, на котором были расставлены разные предметы; им явно придавалось особое значение. Старинный прибор с чернильницами и другими приспособлениями, назначение которых уже неизвестно современным людям, несколько стопок пожелтевшей бумаги, исписанной перьевой ручкой, пишущая машинка, к которой много лет никто не притрагивался. У стола старинное кожаное кресло; сидя в нем, хозяин кабинета упивается мыслями о былом величии. Точно так же, как его предшественник... В этом кресле Собака провела несколько часов, с удовольствием поглощая оставленные ими эмоции.
А вот и сам этот человек, смотрит множеством пар глаз с каждой стены. Здесь нет свободного места, повсюду его фотографии, заботливо вставленные в рамочки. Молодой мужчина в костюме повернул голову, гордо демонстрируя профиль. Тот же человек среди сотрудников, на прогулке, в лыжном походе. Хозяин кабинета в Детстве, везет за веревочку игрушечную лошадку, он же вместе с родителями... Остальное пространство на стенах занимают красивые бумаги, имеющие отношение к тому же человеку; люди называют их «грамотами» и «поздравительными адресами». Еще в сознании потустороннего существа неожиданно возникают слова «алтарь» и «иконостас», произнесенные когда-то здесь женским, звенящим от возмущения голосом. Сколько пищи... По телу Собаки, которое в этот момент стало почти материальным, прошла дрожь от предвкушения удовольствия. Но надо посмотреть, что там еще; сюда всегда можно вернуться.
Громадная комната, самая лучшая в квартире, ее называют «залой». Запах безошибочно подсказал Собаке, что этим помещением давно не пользуются, во всяком случае не проводят здесь много времени.
В центре круглый стол, застеленный скатертью, вокруг него — жесткие неудобные стулья из темного дерева. С потолка низко свисает люстра из мутного голубоватого стекла — полусфера, от которой отходят пять изогнутых железок с такими же стеклянными шишками. Кому-то из сидящих за этим столом все время казалось, что люстра похожа на паука, который затаился и выбирает, кого бы схватить. «Не говори глупости, это антикварная люстра, она принадлежала еще твоему дедушке. Еланиным всегда было присуще почтение к семейным традициям!» На стене портрет в золоченой раме. Человек, изображенный на нем, очень похож на нынешнего хозяина кабинета. Кажется, что от глаз нарисованного мужчины не укроется ничего из происходящего в комнате. Беспричинное чувство неловкости и даже какой-то вины, которое неизбежно охватывало всех оказавшихся под этим взглядом, слабые попытки сопротивляться этому, гнев на самого себя... Да, она не ошиблась в выборе очередной жертвы. А что там дальше?
Следующая комната, по размерам немногим уступающая зале, оказалась спальней стариков. Тщеславие, сосредоточенность на своей драгоценной персоне, желание стереть в порошок тех, кто думает хоть немного иначе... Ничего нового. Кажется, где-то в глубине квартиры была еще одна дверь...
Здесь было ощутимо теснее и прохладнее. Впрочем, Собака чувствовала не холод, а те неудобства, которые причиняет он людям. В «десятиметровке» окнами на северную сторону среди громоздкой старой мебели каким-то образом поместились женщина неопределенного возраста и девочка, которая еще не доросла до возраста тинейджера.
Спрятавшись в тени вытертой бархатной шторы, Собака наблюдала за утренними занятиями обитательниц комнаты.
Женщина встает и, натянув старенький ситцевый халатик, отправляется на кухню. Через некоторое время она возвращается, неся поднос с завтраком. Вслед ей доносятся фразы, произнесенные громким ядовитым шепотом:
