— Все это вы научитесь делать, Рик, слушая ЭПОХУ. Это одно из самых важных искусств, которым в наши дни должен владеть руководитель. И каждый должен заботиться о развитии в себе этого искусства. — Она бросила на него многозначительный взгляд и переключила внимание на остальную часть группы. — Спасибо всем. На этом сегодня мое занятие закончено. Через пятнадцать минут Байрон начнет следующее занятие.
— Вы говорили о своем детстве? — спросил Рик, когда остальные рассеялись по двору.
— Я говорила о детстве каждого. Если подавить способности ребенка, то всю жизнь он будет слышать внутреннее брюзжание, эхо тех колкостей, какими осыпали его в детстве, подавляя его самоуважение.
— Эх-хех, подумаешь, папа высмеял перед мальчонкой дурацкие его рисунки, с ребягами случаются вещи и похуже.
— У меня такое впечатление, что ваши слова относятся к конкретному случаю. Вероятно, из вашей жизни?
— В моей жизни нет и не было ничего похожего, — буркнул Рик.
— Мне так не кажется.
— Вы поверите, когда пригласите меня на вашу кушетку? — насмешливо спросил он.
— Нет, когда вы скажете мне правду, для разнообразия.
— Как это понимать? — Неужели она догадалась, кто он на самом деле, встревожился Рик.
— Надо понимать так: вам есть что прятать за фасадом негодяя, за коварной ухмылкой и циничными замечаниями.
— Эй-ей, у каждого своя сила, — запротестовал он. — Так вышло, что коварная ухмылка и циничные замечания — это моя сила.
— И у каждого свои слабости, — добавила Холли.
— Так вас интересуют слабости? В частности, мои?
— Но, по-моему, у вас нет слабостей, разве не так?
— Гм, если вам приятнее думать, что у меня есть слабости, пожалуйста. Я сам признаюсь в первой из них. У меня слабость к кареглазым блондинкам.
— В таком случае мне надо сейчас пойти и сменить цветные контактные линзы, — ядовито улыбнулась она. — Может быть, надеть голубые? Я всегда мечтала о голубых глазах, — печально добавила она. У матери Холли были голубые глаза, и ее совсем не радовало, что она унаследовала карие глаза отца.
— Оставьте свои глаза такими, какие они есть, — деловито приказал Рик.
Холли нахмурилась.
— Есть одна вещь, которую вам надо бы знать, Рик. Я абсолютно не воспринимаю приказы.
— Я тоже.
— Догадываюсь, — сухо заметила она.
— Я служил на флоте и наслушался столько приказов, что мне теперь хватит на всю оставшуюся жизнь. А какое у вас оправдание? — парировал он.
— Отец, который считал себя главным командиром. Слава Богу, мне уже давно больше двадцати одного, я совершеннолетняя, и он не может держать меня в своих феодальных клещах. Теперь я в безопасности. Свободна.
— А вы не думаете, что вы жестоки по отношению к отцу? Как насчет его чувств? — Рик решил сыграть на обычном у детей чувстве вины перед родителями. — Что, если он скучает без вас?
— Это его проблема, меня она не касается. Убежденность и страстность ее ответа удивили Рика.
— Так вас не беспокоит, жив он или умер, так я понимаю?
— Нет, этого я не говорила. Естественно, я не желаю ему ничего плохого. Как бы там ни было, он мой отец. Но я не позволю ему использовать мои чувства мне же во вред.
— Продолжайте, — поощрил ее Рик. — Из ваших слов выходит, будто он какое-то чудовище.
— Нет, он не чудовище. Он паук, плетущий сети и опутывающий людей, пока у них не наступит паралич. Он высасывает из них всю радость, всю спонтанность, пока они не начнут покорно выполнять его желания. Он требует слепого повиновения. И всегда получает. Но ему мало, и ему нужна еще я. Не слепая и не покорная. Поверьте мне, нам лучше быть подальше друг от друга.
— Как вы можете знать?
— Хорошо, тогда я скажу так: МНЕ лучше быть подальше от него.
— Но если он заболеет, вы же поедете навестить его?
— Почему такой интерес к моему отцу? — подозрительно спросила она. — Вы его знаете или есть другая причина?
— Нет, но у меня тоже был когда-то отец. Поверьте мне, лучше помириться, чем оставить все в подвешенном состоянии.
— Вы говорили, что ваш отец умер.
— Я сказал, что он допился до смерти, тут есть разница.
— Вас можно понять так, будто он намеренно пил, чтобы умереть.
— Он допился до смерти.
— Почему вы так говорите, Рик? Алкоголизм — это болезнь.
— Не тратьте напрасно слов. Я уже слышал это, — оборвал ее Рик.
— Ой, верно, я забыла. Вы крутой парень, который предпочитает аналитические факты эмоциональному пустословию.
— Да, я таков.
— Нет, по-настоящему вы другой, — возразила она. — Таков мой папа. И я могу сказать вам, в чем разница. Конечно, самосовершенствование вам явно пойдет на пользу…
— Премного благодарен.
— … но не думаю, Рик, что вы безнадежны.
В его учебнике жизни сказано, что он мог бы стать безнадежным только тогда, когда позволил бы кому бы то ни было, и Холли тоже, залезть себе в душу.
— Что в твоем рисунке тебе больше всего нравится? — в тот же день спросила Холли во время урока рисования у Бобби.
— Зеленая кровь, — моментально ответил Бобби.
— Правда, она очень красочная, — согласилась Холли. — Расскажи мне о своем рисунке.
— Я хочу рассказать о своем, — вмешался Ларри.
— Ты расскажешь следующим, а сначала Бобби.
— Это радиоактивная ящерица-мутант, которая собирается съесть город, вот он, здесь в небе, — объяснил Бобби.
— А как ящерица оказалась в небе? — спросил Ларри, почему-то не удивляясь тому, что город тоже плавает в воздухе.
— Это летающая ящерица, — беззаботно ответил Бобби. — Вот ее крылья. А здесь супергерой в своем космическом корабле. Он убивает ящерицу-убийцу из своего лазерного пистолета.
— Город в небе у тебя получился замечательный, — похвалила его Холли. Бобби просиял.
Намеренно спрашивая детей, что они считают в своем рисунке самым удачным, Холли ставила себе целью научить ребят оценивать собственные достижения и не зависеть в своей самооценке от мнения взрослых. Это был еще один шаг на их пути к самоуважению.
После занятий Холли поставила себе задачу — сделать уборку в коттедже и одновременно проверить новый пылесос, который она купила во время вчерашней поездки в Такому. Последние несколько лет она часто переезжала с места на место и считала непрактичным заводить собственный пылесос. Она обходилась электрощеткой. И вот теперь решила приобрести для уборки вещь посолиднее.
Ей так не терпелось испытать свое приобретение, что она, не переодеваясь, взялась за дело в том же развевающемся платье до щиколоток. Убралась в гостиной, вычистила половики и принялась за деревянный пол, рассеянно думая совсем о другом. Мысли ее постоянно возвращались к Рику.
Творческий тренинг сегодня утром, когда она присела рядом с ним, получился не чем иным, как тренингом в бесполезности. Он сидел относительно спокойно и не вставлял провоцирующих реплик, как в прошлые дни. Зато постоянно кидал на нее откровенные взгляды, которые она сейчас, вспоминая, мысленно назвала “эти его взгляды”. От них возникало такое чувство, будто плавятся кости.
