— Тогда все остальное у тебя уже есть, — кивнула Зинаида. Андрюша, пообедаешь с нами?
— Нет, нет, спасибо. Я поскакал, труба зовет, время поджимает.
— Ага, давай, горнист, не кашляй, — протянул руку Олег.
На улице было холодно, ветрено, хмуро. Сыпал мелкий, шершавый, как дорожная пыль, снежок. В такую погоду темные очки на носу Полынцева смотрелись так же весело, как шапка-ушанка на июльском пляже, кроме того, сквозь налипшие на стекла снежинки практически ничего не было видно. Толпившиеся на остановке люди с недоумением поглядывали на молоденького милиционера, который то и дело уточнял у соседей маршруты подъезжавших автобусов.
— Извините, а сейчас какой номер подошел? — спросил Андрей у стоявшей рядом бабульки.
— 101-й, кажись, — прищурилась она.
— Спасибо, — буркнул он и, спотыкаясь, побежал на посадку.
— Господи, — вздохнула старушка, — теперь и слепеньких в милицию берут, да где ж им с жульем-то справиться, сами же ничего вокруг не видют.
Подходя к опорному, Андрей со злостью сдернул с глаз ненавистные черные очки. И во время, потому что еще бы пару-тройку шагов, и его нос непременно бы воткнулся в прекрасный лоб Светланы Берцовой.
— Вот это портрет! — ахнула вдова. — У тебя никак четвертое задержание было. Мама дорогая!
— Здравствуйте, — смущенно опустил взгляд Полынцев и тут же вернул очки на место.
— Ой, смотрите, застеснялся, как девочка, — пристыдила Берцова. — Да снимай уже, я все видела.
Андрей снял.
— Ничего себе, картинка!? — не сдержала она эмоций. — Ты голову-то беречь не пробовал?
Полынцев опять надел.
— Проходите, — сухо сказал он, кое-как справившись (шутка ли, почти на ощупь) с дверным замком.
В опорном было чисто, тепло и уютно. Андрей, решив поставить чайник, взял в руки шнур, поднес к розетке вилку.
— Ты сними бинокли-то, сними, — снисходительно улыбнулась Берцова. — А то ненароком пальцы вместо штепселя засунешь.
— Свет, ты, что по мне соскучилась? — сверкнул он зелеными глазами. — Не успела войти, уже ехидничаешь.
— Ого! — захлопала гостья длинными ресницами. — Видно, за время моего отсутствия, у вас действительно серьезные события случились. Ты изменился. Обнаглел.
— Почему приехала без разрешения? — пропустил он 'комплимент' мимо ушей.
— Ты же меня только что раскусил. Соскучилась.
— А если серьезно?
— Ну а серьезно — подруга моя живет с молодым человеком, понимаешь?
— Что тут непонятного — наливай да пей.
— Ну вот поэтому и неудобно было их дальше стеснять. Да ты не беспокойся, гулять по вечерам я не буду и завтра же вызову мастера по железным дверям.
— Я и не беспокоюсь. Поймали мы убийцу, так что можешь расслабиться, никто тебя не тронет.
— Правда? — поразилась Берцова. — И кто этот подонок?
— Сергей Жуков.
— Вот это да! Не успокоился, значит, мерзавец, отомстил.
— Получается, что так. Чай будешь?
— А? Нет, нет, спасибо, я пойду. 100 лет дома не была, соскучилась. Когда наведу порядок, вас с другом в гости приглашу. Посидим, Славу помянем. О ваших подвигах поговорим, судя по лицу, они были яркими.
— По лицам, — уточнил Андрей.
— И друг с таким же? Молодцы мальчишки, а я-то думала, в милиции одни купи-продайчики остались. Рада, что ошиблась. Ну, хорошо, не буду тебя отвлекать своим присутствием, побегу, дела ждут.
Светлана мягко помахала ручкой и выпорхнула из кабинета.
'Эх, черт возьми, не успел ее спросить о кладе в ванной, — подумал Андрей. — И о встрече с чеченцем тоже забыл. Ладно, не последний раз виделись… Потом, когда в гости придем, уточню, — он плеснул кипяток в кружку и хотел опустить туда чайный пакетик… А его-то не оказалось. — Да уж, разбаловала Лариса Михайловна своей неустанной заботой. Отвык солдат следить за пополнением боезапаса. Но ничего, до магазина всего два шага'.
— Разрешите порадовать вас своим присутствием, гер лейтенант! — неожиданно возникла в дверях приземистая фигура Тихона Петровича.
— Радуйте, радуйте, — приветливо сказал Андрей, застегивая бушлат. — Я сейчас в магазин за чаем сбегаю, а то в заварнике пусто.
— Не надо никуда бежать, он через пару минут сам приползет.
— Кто? — не понял Полынцев.
— Чай и все остальное тоже, — крякнул старик, снимая шапку. — Замполитка наша домой за сумками побежала, скоро назад прибудет. Мы с ней тут мимо проходили, увидели, что дверь открыта, решили зайти. Я-то сразу сюда, а она за провиантом сначала. Умная баба, соображает.
— Это точно, — согласился Андрей. — В прошлый раз сама догадалась в отдел позвонить, помощь для меня вызвать — молодец, что еще скажешь.
— Молодца, молодца, — кивнул Тихон Петрович. — Последнее время в поликлинику с ней вместе ходим. Каждый по своим делам, конечно. Так она мне и очередь займет, и с рецептами поможет разобраться, и у врача, если надо, все про все узнает. Хорошая женщина, хорошая.
— А как детективщиц своих организовала, любо дорого посмотреть, — вставил Полынцев.
— Да, да, отзывчивая женщина, отзывчивая.
— Это кого вы здесь нахваливаете? — распахнула дверь Лариса Михайловна.
— Тебя, голубушка, тебя, — улыбнулся двузубым ртом Тихон Петрович. — Кого ж нам еще хваливать- то.
— Ох, как приятно слышать вежливые слова из уст матерого сквернослова, — расцвела пенсионерка.
— А нам приятно, что заботой окружили со всех сторон, — подпел дифирамбам Полынцев. — Буквально, как…
— Как наседка, — подсказал матерый сквернослов.
Женщина нахмурилась. Впрочем, без особой строгости.
— Нет, нет, — защелкал пальцами Андрей. — Я просто не могу подобрать выражение.
— Как Арина Родионовна, — помогла Лариса Михайловна.
— Можно сказать и так, — согласился он.
— Не можете подобрать выражение, потому что книг мало читаете, — не преминула заметить детективщица, — отсюда и словарный запас маленький. Но ничего, мы этот пробел быстро восполним. А пока садитесь за стол, время уже обеденное. Я думаю, сытых здесь нет. Мы сегодня тоже с утра по больницам разгуливаем.
Она принялась раскладывать по тарелочкам всевозможную аппетитно-запашистую, с хрустящими корочками и румяными боками, снедь. Тихон Петрович плотоядно облизнулся и, сглотнув слюну, потянулся за толстеньким пирожком.
— Любезный друг, — одернула его кормилица. — Не забывайте о рекомендациях гастроэнтеролога.
— Что ж мне теперь совсем не есть, что ли? — Попытался взбрыкнуть старик.
— Цыц, мон шер! Цыц! — пресекла бунт Лариса Михайловна. — Будет он мне здесь из себя вредное дитятко строить. Положили вам рисовую кашку, радуйтесь, а про остальное и думать не сметь.
