Ж.-Ф. Лиотар — не сторонник феноменологии, однако, к его чести, он старается соблюсти некую объективность, которая позволяет ему выявить наиболее «узкие» места феноменологического дискурса: проблематику истории, социальности, интерсубъективности. Разговор о феноменологии, который ведет Ж.- Ф. Лиотар, — вполне профессиональный и добротный, он рассматривает основные позиции феноменологического дискурса, давая их как в онтологической, так и контекстуально-проблематической перспективе. В итоге получилось (насколько это ему удалось, читатель и сам мог вынести свою оценку) достаточно добротное исследование, что, кстати, и ставит любые рассуждения о книги в ситуацию «предельного парергона». Собственные пристрастия, впрочем, постоянно проскальзывают: это модный во времена выхода в свет книги во Франции марксизм, наработки раннего структурализма (тесно связанного благодаря Леви-Стросу с антропологией).
Ситуация добротного исследования, что свойственно предлагаемой работе Ж.-Ф. Лиотара — а что данное исследование добротно, можно проиллюстрировать тем фактом, что «Феноменологию» Ж.-Ф. Лиотара знают и штудируют на родине самой феноменологии в Германии, — делает, в принципе, излишней любое рассуждение в этом русле в рамках «парергона», ибо здесь автор-парергонист оказывается перед выбором, который, понятно, будет решен выбором лишь одной из возможностей: либо писать текст, отражающий собственное видение проблематики феноменологии, либо постоянно «пререкаться» с трактовкой Ж.-Ф. Лиотара, либо, отдав дань профессионализму Ж.-Ф. Лиотара, использовать другой парарергональный сюжет.
Еще один сюжет, могущий быть разыгранным в данном виде «наррации», — это анализ заявленной автором проблемы или «гнезда» проблем. Например, в отношении текста Ж.-Ф. Лиотара, анализирующего феноменологию, таковыми проблемами могут стать проблема сознания, истории (которая с трудом поддавалась Э. Гуссерлю и феноменологии), культурного пространства… да и мало ли еще каких? В этом случае чисто парергональное рассуждение предисловия или послесловия грозит превратиться из «довеска» в самостоятельный и, возможно, более значительный, чем «предпосылаемый» или «послепосылаемый» текст. На подобном, как мне помнится, настаивал в беседе со мной Н. Б. Иванов, считая, что написанное предисловие важнее самой книги. Дело, как понятно, вкуса…
4. Характеристика контекста. Данный сюжет предусматривает, как правило, характеристику контекстуального окружения как авторского текста, так и той проблематики, которая исследуется автором книги.
Собственно говоря, в отношении предлагаемой работы контекстуальность может быть описана через вопрос «Почему феноменология?». Указанный вопрос можно «сузить», уточнив: «Почему именно феноменология привлекла внимание Ж.-Ф. Лиотара?» или «Почему именно феноменология актуальна во Франции того времени?» Понятно, этот вопрос значим и для российского читателя, и именно таков резон появления не только перевода книги Ж.-Ф. Лиотара, но и целой серии работ как Э. Гуссерля, так и его последователей, как в Германии, так и во Франции, Англии, наконец, в России. Действительно, феноменологический дискурс был популярен во Франции того времени. Достаточно указать на работы раннего Ж.-П. Сартра, написанные за 30 лет до книги Ж.-Ф. Лиотара в феноменологическом ключе и стиле, книги упоминаемого самим Ж.-Ф. Лиотаром М. Мерло-Понти, работы раннего Ж. Деррида и пр. Феноменологический дискурс был популярен, и во многом привлекателен для интеллектуалов Франции того времени. Каковы корни подобной зачарованности германской по духу школы во Франции, имеющей свою достаточно «крепкую» традицию философствования? Как и все «исторические вопросы» в этом мире, ответ на данный вопрос может не столько проявить «истинное» положение дел, сколько видение этого истинного положения высказывающим ответ. Популярность феноменологического направления во Франции прежде всего вызвана определенным кризисом во французской традиции после столь мощных мыслителей, как О. Конт и А. Бергсон, не предложившей философии ничего значительного в начале двадцатого века. Эту лакуну, по-видимому, и заполняет немецкая традиция. Не последнюю роль в популярности феноменологии во Франции сыграло то обстоятельство, что феноменология, несмотря на то, что своим рождением она обязана «лично» Э. Гуссерлю, оказалась способной создать собственное «безличное» направление, без труда поддающееся традированию. Иными словами, Гуссерль создал школу, которая могла существовать и без него. По сути в сфере «чисто» философской рефлексии такое можно увидеть в двадцатом веке лишь в некоторых направлениях философской мысли: марксизме, неопозитивизме. Традиция, а не отдельный, пускай чрезвычайно одаренный мыслитель, — вот что оказалось востребованным во Франции середины двадцатого века. Таково отношение к марксизму, таково отношение и к феноменологии.
Подобное, кстати, можно наблюдать и в современной России, где в настоящее время достаточно велик интерес к феноменологии, что, понятно, не всегда должно и может быть объяснено «истинностью» последней.
5. Некоторые чисто «технические» моменты.
Подобный «рассказ»-парергон также достаточно распространен, особенно в отношении переводных работ, например, достаточно часто упоминаемые резоны перевода какого-либо термина. Не будем и здесь отступать от традиции. Укажем на несколько чисто «технических» сюжетов. Некоторые переводы цитат Э. Гуссерля, М. Хайдеггера в переводе, к сожалению, сделаны с французского, а не с немецкого, соответственно указанные в скобках страницы и работы — либо с французских изданий, либо с оказавшихся для меня недоступных немецких изданий, которые использовал Ж.-Ф. Лиотар (библиография, помещенная во французском издании «Феноменологии», публикуется в данном издании). Это относится и к цитатам из переведенной на русский язык работы Мерло-Понти «Феноменология восприятия». К сожалению, цитаты, используемые Ж. Ф. Лиотаром, иногда отсылают к той или иной работе вообще, что понятно, делает достаточно затруднительным их поиск. Иногда в издании, которое и послужило источником перевода, указаны неверные страницы цитат.
6. Личное, приватное.
И наконец, парергон может включать нечто личное. Например, посвящение или объяснение тех или иных мотивов, послуживших толчком к написанию работы или осуществлению перевода (как в отношении данной книги). Если посвящения как таковые (вспомним, что подобные реверансы делали и не считали низкой лестью и И. Кант, и Д. Юм, да и многие другие) вышли из моды, то остаются актуальными благодарственные ссылки на спонсоров, гранты, фонды и пр.
И мы не будем игнорировать этот сюжет, поскольку место на благодарность должно всегда быть найдено. Мне хотелось бы поблагодарить моего коллегу и друга Орлову Юлию Олеговну за помощь в сверке некоторых мест с немецким переводом данной книги.
Мы начали наше послесловие с сетования на его «излишнесть». Те резоны, которые мы перечисляли и которые суть оправдание текста-парергона, не снимают, как нам кажется, проблему. Все же что-то есть излишнее в рассмотренных нами сюжетах-топиках предисловия-послесловия, но это излишнее настолько стало привычным и требуемым — ив этом чарующая опасность для самого текста, — что книги без предисловия или, на худой конец, послесловия, воспринимаются как-то сиротливо, подобно книге, на которой отсутствует фамилия автора (или авторов). Возможно, это происходит потому, что мы живем в ситуации постмодерна, когда на нашу долю остается лишь комбинирование уже сотворенного, когда парергон — как то видел Ж. Деррида — оказывается самим эргоном, подлинным произведением… Парергон (куда без сомнения нужно бы отнести и переплет книги, и шрифт текста, и т. п.) замещает аутентичный текст и им самим становится. И тогда зачем читать книги, если есть предисловие? Зачем текст, если он лишь один из возможных входов в царство игры кодов (Ролан Барт)?
Но в еще более «пикантной» ситуации оказывается парергон-послесловие к предложенному читателю тексту работы Ж.-Ф. Лиотара «Феноменология». И дело тут не только в уже упоминавшемся обстоятельстве, а именно в наличие в самом тексте авторского предисловия, заключения, но и в том, что книга Ж.-Ф. Лиотара «Феноменология» уже сама по себе представляет в некотором роде послесловие-послесловие- парергон к тому направлению в философской мысли, которое носит название феноменология. Работа французского мыслителя выполняет все функции послесловия и предисловия — вводит в проблематику, описывает контекст, разбирает спорные и сложные для понимания моменты феноменологического дискурса,
