Нас было четверо иных,Нас было четверо безвестных.Один, слагатель дивных строк,На точной рифме был помешан.Он как ребенок был жесток,Он как ребенок был безгрешен.Он, искалеченный войной,Вернулся в дом сырой, трухлявый,Расстался с прелестью-женой,В другой обрел он разум здравый,И только вместе с сединойЕго коснулся ангел славы.Второй, художник и поэт,В стихах и в красках был южанин,Но понимал он тень и свет,Как самородок-палешанин.Был долго в лагерях второй.Вернулся — весел, шумен, ярок.Жизнь для него была игройИ рукописью без помарок.Был не по правилам красив,Чужой сочувствовал удаче,И умер, славы не вкусив,Отдав искусству жизнь без сдачи,И только дружеский архивХранит накал его горячий.А третья нам была сестрой.Дочь пошехонского священства,Объединяя страсть и строй,Она искала совершенства.Муж-юноша погиб в тюрьме.Дитя свое сама растила.За робостью в ее умеУпрямая таилась сила.Как будто на похоронах,Шла по дороге безымянной,И в то же время был размах,Воспетый Осипом и Анной.На кладбище Немецком — прах,Душа — в юдоли богоданной.А мне, четвертому, — ломатьДевятый суждено десяток,Осталось близких вспоминать,Благословляя дней остаток.Мой путь, извилист и тяжел,То сонно двигался, то грозно.Я счастлив, что тебя нашел,Мне горько, что нашел я поздно.Случается, что снится мнеДвор детских лет, грехопаденье,Иль окруженье на войне,Иль матери нравоученье,А ты явилась — так во снеЯвляется стихотворенье.
Лязгает поздняя осень, знобит все живое,Падает влага со снегом с небес городских,Холод настиг пребывающих в вечном покое,В грязных и нищих квартирах все больше больных.Кот на окне хочет позы удобной и прочной,Телом худым и паршивым прижался к стеклу.Чья-то душа заблудилась в трубе водосточной, —То не моя ли, так близко, на этом углу?
