В поле траву расстелим.Жертвенного баранаМы обведем вкруг дерева.В сердце — вечная рана,А земля нам желанна.Все мирозданье в расцвете,Все непотребное — изгнано,Только и есть на свете —Дети, дети, дети,Хлеб, виноград, Господь.Хлеб, виноград, Господь.Боже, к твоим коленямЯ припадаю с моленьем:Да оживут убиенныеВ этом саду весеннем!В нашем всеобщем храмеДа насладятся веселоВсеми твоими дарами!С нами, с нами, с нами —Хлеб, виноград, Господь.Хлеб, виноград, Господь.
1972
ПО ДОРОГЕ
Вдоль забора к оврагу бежит ручеек,А над ним, средь ветвей, мне в ответСоловей говорит по-турецки: йок-йок,Это лучше, чем русское 'нет',Потому что неточен восточный глагол,И его до конца не поймем,Потому что роскошен его произвол,И надежда упрятана в нем.Я не вижу, — каков он собой, соловей,Что поет на вечерней заре.Не шарманщик ли в серенькой феске своейПоявился на нашем дворе?Пахло морем, и степью, и сеном подвод,Миновало полвека с тех пор,Но меня мой шарманщик и ныне зоветУбежать к ручейку за забор.И когда я теперь в подмосковном боруСоловья услыхал ввечеру,Я подумал, что я не умру, а замруПо дороге к родному двору.
1972
ПОДЪЕМ
В горах, как благодарный фимиам,Светло курились облачные дымы.Деревья поднимались к небесам,Как недоверчивые пилигримы.Они бранили горную грозу,Метель, и град, и камнепад жестокийИ вспоминали, как росли внизу,Где так привычно следовали сроки.Они забыли злобу топораИ цепкую пилу лесоповала,И то, что было ужасом вчера,В их существе сегодня ликовало.