призывники предварительно заняли новое место в армейской иерархии: это были уже не призывники, а рядовые вермахта, точнее, будут ими после принятия присяги. Оставшуюся часть недели нас беспрерывно учили строевой подготовке, в том числе и так называемому гусиному шагу. Так началось наше превращение из гражданских лиц в военнослужащих.
Проснувшись в пятницу утром 1 сентября 1939 года, мы услышали по радио о том, что Германия объявила войну Польше. Окружавшие меня молодые солдаты единодушно признали, что с началом войны наша служба явно затянется и мы не скоро вернемся в прежнюю гражданскую жизнь. Хотя ввиду нашей неопытности нас вряд ли тотчас же отправят на фронт, моя мать — как я узнал позднее — сразу поняла, что означает эта тревожная новость, и сказала моим родственникам: «Нашего Вилли скоро отправят на войну».
Лишь немногие немцы сомневались в уверениях правительства о том, что войну первыми начали поляки, напав на немецкую радиостанцию. Насколько мне известно, в те дни никто не смел усомниться в справедливости войны, даже в частных разговорах.
Подобно остальной массе моих соотечественников я верил в обоснованность политических позиций Германии, которая дала смелый отпор агрессивному соседу, исчерпав все возможные дипломатические меры. По прошествии многих лет мне стало ясно, что Гитлер стремился к войне и просто воспользовался удобным поводом, чтобы добиться в конечном итоге своей цели. Для него вооруженный конфликт с поляками был всего лишь очередным шагом агрессивного плана завоевания Европы и всего остального мира и установления тотального господства Германии.
На следующий день после начала войны состоялась церемония принятия военной присяги. Нас выстроили на плацу позади казарм и заставили встать по стойке «смирно». Затем мы подняли правую руку и принесли клятву верности вермахту:
Перед богом приношу эту священную клятву Клянусь хранить беспрекословную верность Адольфу Гитлеру фюреру рейха и немецкого народа, верховному командующему вооруженных сил. Обязуюсь быть храбрым солдатом, готовым в любую минуту отдать свою жизнь во исполнение этой клятвы.
В следующие дни я с моими новыми товарищами пытался следить за ходом польской кампании. Мы регулярно обсуждали ее между собой. Хотя мы и ждали скорого окончания военных действий, многие из нас все-таки втайне надеялись в них поучаствовать. Возможно, это было наивно, но мы не рассчитывали принять участие в другом вооруженном конфликте, хотя в начале сентября Великобритания и Франция объявили войну Германии. Никто из офицеров не стал убеждать нас в обратном.
После того как мы в первую же неделю научились ходить строем, наша рота приступила к полевой подготовке. Она проходила каждый день независимо от погоды и в равной степени давала нам физическую подготовку и формировала выносливость, а также учила обращаться с оружием и другим боевым снаряжением. Но самое главное состояло в том, что полевая подготовка учила нас беспрекословному повиновению приказам.
Мы вставали до рассвета, принимали душ и завтракали. Затем надевали на плечи десятикилограммовые рюкзаки, строились и отправлялись пешком на стрельбище в Вендиш-Эверне, находившееся в нескольких километрах от казарм.
В начале марш-броска дежурный офицер давал команду: «Песню запевай!» и уточнял название. С воодушевлением затянув какую-нибудь строевую песню, мы отправлялись в путь.
В первый же день полевой подготовки нас стали обучать передвижению по песчаной местности среди невысоких холмов и сосновых лесов. После знакомства с устройством винтовки «98 К Маузер», которая должна была стать нашим главным оружием, мы приступили к стрелковой подготовке. И днем, и в сумерках мы учились разбирать и чистить эту винтовку. Чистку необходимо было производить дважды в неделю во избежание осечки. Кроме обращения с маузеровской винтовкой, наши инструкторы преподали нам уроки обращения и с другими видами оружия. Все солдаты нашей учебной роты также получили краткие сведения, например, о 75-мм гаубице. Это позволило обрести общие навыки владения крупнокалиберным оружием на тот случай, если возникнет необходимость применить его в бою. Кроме того, нам кратко объяснили, как определять координаты вражеской цели и направлять огонь нашей тяжелой артиллерии. Мне это очень понравилось и впоследствии сильно пригодилось на войне.
Помимо строевой и полевой подготовки нас также научили жизненно важным навыкам выживания в бою. Нам объяснили, что умение быстро вырыть окоп и правильно занять в нем место будет часто спасать нам жизнь под огнем противника.
Хотя мы чаще всего возвращались со стрельбища до наступления темноты, нам порой приходилось заниматься боевой подготовкой и поздно вечером. Возвращаясь в казармы, мы иногда получали приказ перейти на бег, и в таких, с позволения сказать, соревнованиях принимали участие около ста солдат моей учебной роты. Это не представляло для меня особой трудности, и я постоянно обгонял своих товарищей. Лейтенант, отвечавший за нашу подготовку, по-видимому, заметил мои старания и часто давал мне задание отвести его лошадь в конюшню, тогда как другим солдатам приходилось убирать казармы или выполнять какую-нибудь другую менее приятную работу.
В то время как часть солдат нашей роты стали специально обучать обращению с минометами и 75-мм короткоствольной гаубицей, меня сразу определили во взвод связи. Это было вполне естественно, поскольку я имел опыт работы электриком. Кроме того, учли мои физические данные — связист должен обладать выносливостью и быстро бегать, чтобы доставить донесение, если линии коммуникации окажутся повреждены или еще не проложены.
Первые две недели после моего зачисления во взвод связи мы проходили специализированную подготовку. Наши инструкторы учили нас работе с радиоприемниками, полевыми телефонами, телеграфным и прочим оборудованием и умению их ремонтировать. Однако большую часть времени мы прокладывали линии связи. На поле боя они используются для корректировки артиллерийского огня с помощью передовых артиллерийских наблюдателей.
В ту осень наш взвод по утрам тренировался в прокладывании линий связи на всем расстоянии от казарм до полигона. Каждый из нас тащил на спине большую катушку с проводом. Когда он заканчивался, к нему наращивали новый, и так далее. Провода устанавливали на шестах или закрепляли на ветвях деревьев, где они были менее уязвимы при артиллерийском обстреле в боевой обстановке.
Поскольку дом моих дедушки и бабушки располагался в Вендиш-Эверне неподалеку от нашего тренировочного лагеря, я иногда заходил к ним на обратном пути в Люнебург, в казармы. Несмотря на риск дисциплинарного взыскания, слишком велик был соблазн выпить чашку кофе в доме моих дорогих родственников.
Один или два раза в неделю после возвращения с полигона лейтенант, отвечавший за нашу боевую подготовку, объявлял: «Сейчас пять часов. Через пятнадцать минут вы оказываетесь за пределами нашего формирования в чистой форме». Переодевшись в чистую форму, мы устало направлялись на учебный плац, располагавшийся в сосновом лесу позади казарм.
В целом мои усилия показать себя с лучшей стороны и получить высокие оценки по боевой подготовке оказались успешными, однако мне тяжело давалось лазание по деревьям.
Даже после того как наш унтер рявкал на нас: «Быстро на дерево!», я быстро забирался лишь на высоту трех метров. Даже если мне и удавалось вскарабкаться выше, лезть дальше я не мог. На мое везение, я преуспевал в другом — умел хорошо окапываться или ползать, прижимаясь к земле под колючей проволокой.
Как только началась наша учеба, я познакомился с двумя призывниками, Вилли Шютте и Вилли Зауке, которые и в будущем остались моими лучшими товарищами. Особенно я сблизился с Вилли Шютте, с которым часто играл в карты, когда выпадала свободная минута. Это был прекрасный парень из небольшого городка Блекеде. Хотя рост его был невелик, всего метр семьдесят, он отличался крепким телосложением и большой силой. Он обладал спокойным характером, но подобно мне всегда был готов устроить какой-нибудь розыгрыш. В конечном итоге его назначили в один из артиллерийских расчетов нашей части. Питались мы в
