нужное ему. Он понимал, чувствовал, что наверняка его внезапно открывшийся талант решил использовать этот задрыга, похожий на бледную моль, да еще с влажными руками… Надо линять, понял Птичик, но здесь физик заговорил, да с такой судорожностью в голосе, как будто лихорадкой заболел.
– Ты окончишь школу экстерном! – затараторил. – Поступишь на физмат в четырнадцать лет, окончишь в семнадцать! Напишешь сразу докторскую диссертацию, у меня есть глобальная тема, правда- правда, и в девятнадцать выберешь себе любую лабораторию в мире, в которой захочешь работать! Слава и деньги – в любом количестве! Женщины и уважение, комфорт и власть!..
У Анцифера запрыгали фантастические картинки в голове, особенно возникло много женских образов. Правда, все они были родом из «Плейбоя». Лишь один образ, скорее лик, возник в его воображении, от которого сердце подростка сжалось, а носу почудилось, что он чувствует запах осенних яблок. Картинки распутниц растаяли, и осталась Она. Он вспомнил ее впервые за три года и почти умер. Алина… Беленькая и изящная – девушка отца…
Анцифер согласился.
Со следующего дня несостоявшийся гений полностью взял подростка под свой контроль. Независимость и деньги – слишком сильный стимул для юной души. У Анцифера же была и третья цель, вытекающая из первых двух, – Алина. С деньгами, талантом и свободой он мог войти в ее жизнь, вытеснив из ее лона память об отце.
– Плюнь на все остальные предметы! –лихорадочно взывал физик. – В помойку вечности биологию с историей и географию с пением! Мы вознесемся на вершину физики, на олимп математики, а потом скрестим этих двух девиц, и у нас получится… Что у нас получится?..
– Фигня! – ответил Птичик.
– Нобелевская премия, болван!
Птичик, влекомый образом Алины, заставлял себя решать сотни задач, изучать тысячи правил и положений. В его голове жили только цифры, молодой человек забыл обо всех эротических журналах и Интернете, пахал, как лошадь, от рассвета до заката. Так молодой волчара готов неутомимо бежать за потекшей волчицей, забыв обо всем на свете.
За какие-то месяцы он достиг многого, и счастливый физик сумел убедить школьное руководство, а вместе с ним районный отдел образования, что гению должно быть позволено сдать Единый государственный экзамен экстерном, дабы страна скорее заполучила юного гения для практического решения стратегических задач.
Весенним утром, в одно из воскресений, Анцифер проснулся и ощутил свою голову совершенно пустой. В ней будто ластиком потерли основательно, не оставив ни одной цифры, ни одной закономерности. Юноша метнулся к сумке за учебником физики, открыл его наугад, посмотрел на страницу и обнаружил на ней совсем незнакомые и холодные цифры. Перевернул страницу – тот же эффект. Сидел так час, глядя в учебник как баран на новые ворота…
А потом его будто ушатом холодной воды обдало – образ Алины отодвинулся на целую бесконечность.
Здесь еще Хабиб пыхтел вонючим кальяном.
– Ты когда свалишь в свою Турцию, зверь? – спросил Анцифер так жестко, что турка чуть было не снесло с належанного дивана. К тому же Хабиб разглядел в глазах пасынка холодную сталь. Он очень сильно тогда испугался. – Не кури, собака грязная, в доме! Здесь дети живут!
Даже мать, все слышавшая из кухни, не осмелилась вступиться за мужа. И чудо – вечно орущий Соевый Батончик затих до вечера… Через десять минут кальян переместили на балкон, благо на Москву уверенно наступала весна.
Анцифер промучился до самой ночи. У него поднялась температура, он сидел на ковре сжавшись, притянув к себе колени, и шептал ее имя. В горячке ему казалось, что он видит девушку наяву, с распущенными снежными волосами. Алина что-то говорит ему, но слова разобрать невозможно, он протягивает ей руки навстречу. Но она отдаляется, образ ее расплывается, словно на фотографию растворителем капнули…
Здесь у Птичика отчаянно зачесалась подмышка, будто слепень укусил. Он почесал ее, пальцы провалились в черную дыру, а сердце запрыгало от осенившей его мысли.
– Сок души! – прошептал юноша. – Сок души!..
Он отыскал спрятанный моток лески с крючком, раздвинул пальцами кожу, обнажая дыру полностью, и запустил в нее снасть.
Через два часа промысла он вытащил леску обратно и с волнением уставился на крючок. С него, с трезубца, поблескивающего в свете ночника, свисала выловленная капля. Жидкости натекало с металла все больше, и Птичик, дабы дар не сорвался на ворсистый ковер, мгновенно отправил его в рот. Как и в первый раз, он не смог распознать вкус душевного сока, да и фиг с ним, со вкусом! Несколько секунд он покатал шарик во рту и проглотил его жадно.
И вновь вспыхнуло в мозгу фейерверками и полыхало празднично, а когда салют отсверкал, Анцифер не спеша потянулся за учебником, но, еще не заглянув в него, понимал уже, что все вернулось на свои места, талант восстановился, завелся, словно мотоцикл после заправки бензином, и в голове вновь громоздились цифры, распадаясь на стройные формулы…
Как и предсказывал учитель физики, Птичик экстерном сдал школьные экзамены и без малейшего труда поступил на физмат в РГГУ.
Несостоявшийся гений всюду следовал за своим протеже, контролируя каждый его шаг, а в университете объяснял, что является научным опекуном будущего светила российской физики и математики.
– Я хочу жить в общежитии, в отдельной комнате! – потребовал Анцифер.
– Никак невозможно! – замотал головой опекун. – Тебе всего четырнадцать лет! Пока ты должен жить дома! Хотя бы до шестнадцати! Таков закон!
– О'кей, – смирился юноша до времени.
В университете на его факультете было много талантливых молодых людей. В группу приняли шестнадцать юношей и всего лишь двух девушек-близняшек, сестер Жоровых. Студентки физмата, естественно, не обладали модельной внешностью, скорее, наоборот, их можно было назвать антиподами длинноногих красавиц с других факультетов. Задастые и коротконогие, с большими бюстами и невыщипанными черными бровями, сестры Жоровы вызывали лишь чувство сострадания и легкого отвращения.
Вся мужская часть курса в свободное время фланировала между журфаком и филфаком, где женского пола имелось в достатке, на все вкусы и потребности. Судьба двух студенток физмата представлялась печальной и девственной.
Птичику было всего четырнадцать, и половозрелые девушки журфака и факультета филологии к нему относились как к мальчишке: пусть и гений, но всего лишь пацан-акселерат крутился возле их соблазнительных форм.
Поразмыслив, Анцифер решил действовать по-другому. Он вернулся в альма-матер и пошел на компромисс со своими гормональными желаниями. Анна и Жанна – так звали близняшек, осознавшие ко второму семестру, что их девственности следующее десятилетие ничего не угрожает, решили грызть гранит наук уныло и обреченно, а потому, когда юный, сложенный, как Аполлон, Анцифер стал оказывать им знаки внимания, причем обеим сразу, студентки-сестрички не долго думая вступили с ним в преступную половую связь.
Анцифер проводил с подругами в общаге по трое суток, не выходя из комнаты, обретая с непритязательными девчонками опыт, столь необходимый ему в будущем.
Оказалось, что вундеркинд не только математический гений, но и в любовной сфере одарен Господом щедро.
Общага содрогалась от стонов двух осчастливленных сестер… Анна и Жанна обучили Птичика всему, что сами знали по рассказам и фильмам, а то, что им лишь фантазировалось, незамедлительно опробовалось на практике.
Учитель будущего нобелевского лауреата пытался отыскать опекаемого в недрах общежития, сходил с ума, вдыхая запахи разврата, объяснял каждому встречному, что расход семенной жидкости пропорционален
