– Где – это? – Она поглядела вдаль, словно искала горизонт.
– А вон бугор, где елки стоят…
– Могу попробовать.
– А ты попробуй!
– Попробую…
– Попробуй-попробуй!..
Он уже бежал к бугру с чистыми листами мишеней и все приговаривал:« Попробуй, давай!»… Хитрый старшина был. Бугор метров за триста пятьдесят навален. Пусть постреляет баба! Нам жалко, что ли!.. Патроны имеем. Чего-чего, а этого добра достаточно. Это не сто, триста пятьдесят!..
Возвратился взмыленный, как конь старый с колхозного поля. Дышал, словно марафон сбегал.
– Ложись, – предложил он.
Получилось двусмысленно. Но ни он, ни она этой двусмысленности не ощутили, зато собравшиеся вокруг снайперы заржали.
– А можно, товарищ старшина, и я с ней? – схохмил кто-то.
– Лечь-то ты ляжешь, – ответил вскользь Хмуров. – Встанешь ли!.. Свободны все, мать вашу! – заорал. – До обеда свободны! – Когда они остались один на один, старшина присел рядом с нею на корточки и тихонечко стал приговаривать: – Как я учил, поправочку на ветер… Так… Дальность обманчивой может быть… Природа склонна к оптической лжи… Обманчива мать…
Геля не слушала его, пальцы сами делали все, что надо, как будто она всю жизнь из винтовки стреляла.
– Ну, огонь, – тихонько разрешил Хмуров.
Старшина прикрыл глаза, прослушивая размеренные выстрелы «токаря», словно меломан редкую пластинку..
– Пять, шесть, – шептал, наслаждаясь эхом выстрелов. – Восемь…
Она закончила свои десять и еще долго лежала на лапнике, ожидая разрешения старшины встать. Ей было хорошо замереть без действия, лежать так просто под большим небом.
Придя в себя, Хмуров вновь побежал к бугорку, подпрыгивая на ухабах козликом.
Она впервые после смерти Мовчанова улыбнулась вослед дядьке. Поняла, что улыбнулась, а потому вспомнила полковника-локаторщика, а потом полковника Чудова, за ними лейтенанта Володечку, пахнущего «Шипром», и, конечно, Костика… прислонилась щекой к прикладу винтовки и опять смотрела куда-то сквозь все пространства…
Обратно Хмуров шел степенно, неся лист с пробитой мишенью на вытянутой руке. Его походка какому- нибудь психологу показалось бы очень важной, словно человек только что клад нашел.
Такого психолога старшина бы послал изучать бараньи мозги, так как клад по сравнение с тем, что он обрел, стал бы сущей безделицей.
Девяносто восемь из ста, и все в касание! – пела душа.
– Да ты знаешь, кто ты?! – Всем его существом завладел пафос гениального учителя перед еще более гениальным учеником.
– Знаю, – ответила Ангелина, с удовольствием вдыхая в себя запах остывающих гильз. – Знаю, я – шваль!
Потом Хмуров докладывал по начальству о самородке Лебеде, объясняя профессионалам, что за всю свою жизнь не встречал подобного таланта.
– Бриллиант! – кричал он.
– Спокойно! – одергивал начшколы. – Не про Ойстраха говоришь.
– Дайте мне этого Ойстраха, и я посмотрю, как он с трехсот пятидесяти при боковом ветре да девяносто восемь!
– Ойстраха тебе не дадим! Он на всю Россию один!
– Ас пятисот оба глаза немцу рисованному повыбила, в рот пулю засунула, в сердце тройку воткнула, еще двумя – яйца отстрелила!.. Как вам?!!
– А десятый?.. – ужаснулся начшколы.
– Да в лобешник, Прокопыч!
«Прокопыч» – было уже серьезно! В истинном экстазе прибывал старшина. Да и так уже было понятно, что дело серьезное!
«Откуда она взялась?» – мучил голову вопросом начшколы. Пытался разузнать, намекнули однозначно – не лезь! Здесь еще Слава второй степени пришла… А у него на кители только дырки на случай да знаки отличия… Может, эта Лебеда – спортсменка?..
Старшина словно мысли его подслушал и при следующей беседе рассказал. Эротично так поведал…
– Пальчик я ее проверял. Мягонький, даже мозолька натерлась. И щечка ровненькая, с пушинкой… Истинный талант! Первородный!..
– Девственный, – уточнил начшколы. – Остальных что, отпускаем?
– А чего, – развел руками Хмуров, – парни отличные! Завтра готовы в бой. Для прикрытия лучше и не
