как он шагнул к старшине и как сжатым кулаком вдарил менту по виску, как по бычьей башке молотом, отчего тот, крякнув, осел мешком с салом на линолеум и завращал ошарашенными глазами. Профессор Фишин вновь замахнулся, желая добить сволочь, но его занесенную для удара руку перехватил капитан- омоновец. При этом шея офицера напряглась, и чуть выше кадыка открылся тонкий бледный шрам.
– Не надо, дедушка! – попросил он, подумав, что в дедуле силы, сколь и в медведе, услышал щелканье затвора АК и заорал. – Отставить!!!
Пожидаев, целящийся в живот профессора, вопросительно поглядел на офицера и увидел ногу в сапоге, выбивающую из его ослабевших рук автомат. Совсем не понял, что происходит!.. Фигня какая-то!.. Преступники налицо, а капитан… Сука!!!
Дальше разбирались в кабинете главврача.
– Мы забираем вашего пациента, – констатировал капитан, показывая бумаги.
В это время Сашенька находилась в ординаторской, где ей зашивали рассеченную бровь.
– И девушку забираем, – продолжил омоновец.
– По какому праву? – рыкнул пожилой главврач, привыкший к тому, что Кащенко есть государство суверенное и командовать в нем может только он.
– По праву выданного мне постановления. Я человек спокойный, военный, рычать на меня не надо, все равно, что приказано – сделаю.
– А Сашеньку-то за что? Извините, Александру Игоревну Бове?..
– Она подозревается в пособничестве преступнику, ранившему сотрудника милиции.
– Чушь какая-то!
– Я военный и приказов не обсуждаю, – повторил капитан. – Нам нужен сам подозреваемый. Корпус, палата?
– Да я понятия не имею! – развел руками расстроенный психиатр, автоматически отметив на шее офицера бледный шрам. – У меня тысячи больных!
– Тогда мои люди будут вынуждены прочесать всю больницу.
– Вы с ума сошли! Там же сумасшедшие! Последствия ваших действий непредсказуемы! После этого их надо будет целый год успокаивать! Все второе отделение станет омоновцами…
– Дайте тогда информацию, – попросил капитан. – Ваша девушка знает. Бове…
– Да-да, конечно… Она на четвертом этаже, в ординаторской…
– Пожидаев! – крикнул омоновец. – Пожидаев!..
В кабинет ввалился старшина, половина лица которого заплыла синяком.
– Я Пожидаев…
– У тебя наручники есть?
Главврач вжался в кресло и вытянул губы трубочкой.
– Пять пар.
– Ползи на четвертый этаж и забирай эту самую, Бове…
– Козявку? – обрадовано уточнил старшина.
– Действуй в рамках закона, а то я сам на тебя целую книгу напишу!
– Ага…
Пожидаев почти вывалился за обитую свиной кожей дверь, когда его нагнали последние напутственные слова капитана:
– Подумай, каким козлом будешь выглядеть, объясняя, как эта девочка тебе, сальному борову, сопротивление оказывала!
Старшина исчез. Главврач с капитаном несколько секунд послушали звуки удаляющихся ментовских ботинок, затем омоновец двинул по столу старинный телефонный аппарат черного цвета и приказал неформально:
– Валяйте!
Главврач покраснел, как рак, а потом как-то осунулся. Его государство завоевали, а теперь приходилось выдавать контрибуцию.
– Сихарулидзе? – вяло спросил он в трубку. Ему на другом конце, видимо, подтвердили, и далее главврач что-то сказал на грузинском.
– По-русски, пожалуйста! – попросил капитан и зачем-то вытащил из сапога огромный нож.
– Сашенькин новенький… Шестое отделение? Так-так, записываю… Слизькин, тринадцатый бокс?.. Спасибо…
– Вы что же, грузин?
– Нет-нет… Я – немец. Мои родители были немецкими коммунистами… Просто я в семидесятых в Тбилиси проработал шесть лет… Чтоб язык не забывать, говорю с Сихарулидзе на грузинском…
Главврач торопливо объяснял, не сводя глаз со сверкающей стали ножа.
– Я тоже в Тбилиси был, – поведал капитан. – Правда, несколько дней… – помахал ножом. – Трофей, – пояснил. – В полсекунды отрезает голову… Барану…
