– Промазал!
– Попал! – настаивал мальчишка, и этот спор, переросший в драку, спас Лилю от травли, которая могла закончиться для нее плохо.
Мятникова учуяла запах метро, отыскала решетку и, протиснувшись между прутьями, скользнула в подземку.
И здесь пришлось пролететь метра три, опять больно ударившись, но в темноте крысе было куда спокойнее, чем снаружи, она легла, прижавшись к влажной стенке, и закрыла глаза, отдыхая.
Она не спала, просто лежала и думала о том, что ей почему-то совершенно не хочется теперь умирать. Наверное, Господь создал животных так, чтобы они не были способны на самоубийство, в отличие от человека с его гордыней и даром обгаживать хорошие дела, придуманные Богом.
Потом она перестала думать и принялась грызть стену, возле которой лежала. Испытала удивительно приятное ощущение в деснах, какой-то нечеловеческий кайф. Ее резцы без труда крошили кирпич за кирпичом, и казалось, что она делается все сильнее и сильнее, будто каждый уничтоженный кирпич становится частью ее тела.
Слишком мягкая стенка, подумала крыса Мятникова, поднялась на лапы и с удовлетворением ощутила, что боли от падений более не существует в ее мышцах, что, оказывается, крысиная регенерация работает куда как лучше человечьей.
Лиля подняла голову и пошевелила носом, уловив много знакомых, но еще больше неизвестных запахов. Часть из них была отвратительной, часть совершенно не волновала, а еще одна манила к себе, влекла неудержимо.
Мятникова побежала на своих коротких ножках навстречу неизведанному, и чем оно сильнее пахло, тем быстрее был ее бег.
Умеют ли крысы бегать галопом? Умеют. Это была именно та особь, в которой было столько породы, сколько и в арабском скакуне.
Вдруг на крысу Мятникову обрушился нестерпимый свет! Она остановилась и зажмурила глаза. Затем потихонечку приоткрыла их до щелочек и обнаружила себя между рельсов, по которым на нее, грохоча сотней колес, надвигался поезд.
«Вот это конец!» – поняла Мятникова и от ужаса вжалась в щебенку.
Она не погибла, но чуть было не оглохла.
«Я же не человек! – обрадовалась. – Во мне роста куда как меньше. Я – крыса, и пусть надо мною летят поезда, какое мне дело до них! Главное, по рельсу не ходить!» – заключила она и прочитала на стенке: «Преображенская».
«Эка, куда я забралась! – отметила Лиля. – Ворона была скоростная!»
Мятникова поглядела на людей, ожидающих следующего поезда. Они не вызвали в ней и толики интереса. Ради забавы попробовала на зуб стальной рельс, а потом затрусила хозяйкой обратно в тоннель и скоро нашла в стене какой-то лаз, куда идеально проходило ее новое тело.
Лаз привел к небольшому помещению, в котором обнаружилось до тридцати крысиных особей, исправно трудившихся над старой электропроводкой.
Неожиданно для себя Мятникова встала на задние лапы и издала протяжный писк. Крысы одновременно прервали свою работу и повернули головы в сторону незнакомки.
«А что я еще должна им сказать? – подумала Лиля. – Поздороваться?»
Она еще раз пропищала, услышала в ответ нестройный писк и мелкими шажочками подошла к свободному месту у стены, где еще имелись нетронутые куски проводки. Ее зубы нуждались в работе, а потому она набросилась на алюминий, перетирая его запросто, проглатывая обмотку дециметрами.
Мне станет плохо, думала она. Я никогда не питалась пластмассой, смешанной с металлом.
Мятникова проглотила пережеванную смесь и подумала, что, наверное, ее желудок переварит все, так как она теперь крыса, а не человек.
А потом она заметила вокруг себя маленькие черные зернышки и поняла, что это ее испражнения.
Я не контролирую органы выделения!
Тем не менее, это ее не только не расстроило, но даже позабавило.
Мне нужен памперс! Мятникова хотела было посмеяться в голос, но получилось лишь «пи-пи-пи». Окружающие грызуны вздрогнули от этого разухабистого писка и поглядели на новенькую с желанием порвать ее на куски тут же. Вероятно, они не знают, что такое смех, и я просто их напугала, решила Лиля.
Ишь, такие малявки, а столько злобы! Хорошо, что я все-таки большая крыса и мною так просто не пообедаешь!
Впрочем, Мятниковой здесь надоело. Уняв зуд в челюстях, она решила позабавиться, словно девчонка какая. Вернулась в тоннель рядом с «Преображенской», вскарабкалась по высоковольтному проводу почти к самому своду и прыгнула на крышу отъезжающего поезда.
Давай, мой конь, давай, буланый!
В ее ушах стоял невообразимый грохот, она чудом держалась когтями за какой-то выступ, срываемая встречным ветром, но была счастлива, как еще никогда, ну, может быть, в детстве на карусели в Парке культуры.
Она мчалась, оседлав головной вагон, освещавший черное пространство мощными фарами, в свете которых то и дело взблескивали светлячками крысиные глазки.
Ей хотелось кричать во все горло, когда они миновали «Сокольники», хотелось призывать революционно, мол, собратья, мы вступили в новую эру челове… крысиного бытия. Теперь нам подвластны
