таким агентом может быть «Межинвестбанк». Прошу перезвонить мне', – и Севченко назвал номер телефона.
Едва Севченко положил трубку, как в кабинет вошел Давидюк.
– Анатолий Борисович, – сказал он, – помните Светлового?
Архитектор Михаил Светловой проектировал дом Севченко.
– Разумеется.
– Сегодня к нему приходили люди и как бы намеревались купить чертежи вашего дома. Они, видите ли, хотят построить такой же.
Севченко долго думал, а потом сказал:
– Если Светловой откажет им в чертежах, Сазан постарается добыть их в другом месте, и мы не обязательно об этом узнаем. Поговорите со Светловым и попросите его нарисовать чертежи с некоторыми изменениями. Насколько я помню, в караульном домике внизу две двери, – справа в подсобку, а слева в коридор. Почему бы не поменять их местами? И так далее.
Ранним воскресным утром у продуктового магазина в Алаховке остановился грязный фургончик, за рулем которого сидел Сазан.
Сазана было трудно узнать. Волосы его, скрытые под кепкой-аэродромом, были тщательно выкрашены в русый цвет и посыпаны всякой дрянью, а подбородок порос трехдевной щетиной. Укол, полученный от одного знакомого врача, превратил его лицо в красную неровную сковородку, на самом верху которой выглядывали из щелочек крупные и несчастные серые глаза. Сазан горбился, кашлял и смотрел исподлобья, и ничего не осталось от его свободной походки и расслабленных рук, скользящих вдоль бедер. Одет он был в драные штаны не поддающегося идентификации цвета, и на нем были кроссовки, которые выиграли бы конкурс самых изношенных кроссовок мира.
Его спутник, бывший воронежский парень Сережа Городейский, имел приставший к голове капустный лист, и камуфляжная куртка на нем была такая старая, что, наверное, могла участвовать еще в бородинской битве.
Сазан и его спутник остановили машину, высадились из нее, отомкнули заднюю дверцу и забрались внутрь.
– Чего привезли-то, мужики? – полюбопытствовала проходившая мимо бабка.
– Лук, – сказал Сазан, – из Воронежа.
– А в какую цену лук?
Сазан назвал цену.
– Чай, мороженый, – сказала бабка.
– Хороший лук, бабулька, – сказал Сазан.
Бабка привстала на цыпочки и заглянула в машину. Лук лежал в огромных неповоротливых сетках и был в самом деле неплох – крупный, со спелой сиреневой шкуркой.
Сазан выставил к краю машины весы и стал рисовать на картонке цену.
Рядом понемногу собирались другие машины. Приехал на легковушке парень с иконками и духовными книжками. Появился мужик с отчаянно желтыми бананами и мясистыми помидорами, которые сидели поодиночке в гофрированных гнездах заграничного ящика. Приехали два мужика с пикапом, подогнали пикап под железный пустой квадрат, на котором раньше висел лозунг «Слава КПСС» и объявления местного клуба, и растянули на жестяном скелете квадрата синтетические ковры с цветами и птицами. Приехали заграничные леденцы в пакетах по триста восемьдесят грамм, официально – по полкило.
Народ понемногу подтягивался к луку и вел разговоры о правительстве и о масонских агентах. Одна бабулька спросила Сазана, ехал ли он по мосту через речку. Сазан сказал да. Тогда бабулька сообщила, что мост выстроил министр.
– Приказал, что ли, выстроить? – поинтересовался Сазан.
– Не, на свои деньги, – сказал пенсионер с авоськой, купивший три луковицы и сейчас тщательно осматривающий их в стороне на предмет наличия брака.
– Это хорошо, – сказал Сазан.
– Чего хорошего? – спросила бабулька. – Вот они поставят на мосту ворота и будут пускать только своих.
– Да чего вы брешете, уже полгода не ставят, а вы все брешете, – заговорила молодая девица в белом платке и рабочем костюме маляра, – и глаза ваши не лопнут лгать.
Завязался спор, из которого стало ясно, что министерская дача привлекла в поселке внимание, и что Севченко построил за свой счет через местную топкую речку новый мост, по которому могли ездить грузовики.
Раньше там была только пешеходная дорожка. В связи с чем среди местного населения пошли слухи, что мост приватизируют и никого по нему пускать не будут. Приватизация моста не состоялась, но люди продолжали ругаться.
Тоненький старичок предложил обратиться в ЦК и узнать, откуда у Севченко деньги на мост.
Был уже полдень, и Сазан полез в кабину, где у него был заначен бутерброд в промасленной бумаге, когда кто-то постучал его по плечу. Сазан обернулся: сзади, стояло двое крепких парней.
– Эй, мужик, – сказал парень, – выходи, разговор есть.
Сазан вылез из машины.
– Ты откуда такой, мужик? – спросил тот, что повыше.
– Из Воронежа. А что?
– Ничего. Место ты тут занимаешь. Платить надо.
– Кому? – спросил Сазан, – сельсовету?
– Мы и есть сельсовет. Понятно?
– Не-а, – сказал Сазан. – За что платить? Я тут проездом.
– А вот чтобы уехать, – сказал парень. А то тут народ бедовый, шину проколят, или стекла побьют. А мы тебя от этого охранять будем.
– А если не будете?
– Экий ты непонятливый мужик. Не будем – стекла побьют. – сказал один. А другой добавил:
– Да не строй козу, дядя! Давай двести штук и живи.
Они немного поторговались, и сошлись на ста тысячах, и двух поллитрах, которые Сазан должен быть купить в ларьке.
Сазан купил им водки, и они распили ее втроем.
– Вы чьи такие? – поинтересовался Сазан, – министерские?
– Какие министерские?
– А народ говорит, министр мост построил.
– Ты чего, мужик, – сказал парень, – у них там такой начальник, – он за такие штуки глаза на жопу переставит и велит на глазах стометровку бежать.
Но глаза у парня как-то странно забегали.
Часа в три, оставив своего напарника торговать луком, Сазан медленно пошел в направлении министерской дачи. Дорога подходила к даче с юга; с севера и запада стояли другие частные поместья; задами они согласно выходили к большому пруду, изливавшемуся где-то вдали в речку, которую у поселка перескал знаменитый мост. Слева от дороги тянулся лес.
Над железными воротами возвышался козырек караульного дома и открытый балкон, на котором стоял человек с овчаркой. При виде Сазана овчарка стала лаять.
– Эй, мужик, – сказал Сазан, – позови начальника, – разговор есть.
– Какого начальника?
– Какой есть, такого и позови.
Через некоторое время калитка открылась, и к Сазану вышел высокий человек с военной выправкой.
– Чего тебе, – сказал он.
– Значит тут такое дело, – сказал Сазан, почесывая за ухом, – я привез в поселок луку, а ко мне подошли двое и взяли с меня сотню.
– Ну, – сказал офицер.
