других групп творческой интеллигенции, а также с политическими и государственными деятелями, жаждущими прослыть 'друзьями Тангэ', ибо такая дружба поднимает престиж любого из них в глазах здешней общественности, да пожалуй, и в собственных. Неоднократно встречался с Тангэ в последнее время нынешний японский премьер-министр Такэсита Нобору, много раз приглашал его в гости и покойный император Хирохито.
Незаметно промелькнуло время, отведенное на встречу. Покидая кабинет Тангэ, у стеклянной стены- окна я замедлил шаг. Посмотрев за окно, спросил хозяина:
- Появятся ли в ближайшее время в этих кварталах новые ваши творения?
- Вот там,- указал он в сторону района Синдзюку,- сейчас ведется монтаж каркаса нового шестидесятиэтажного здания токийского городского управления. Его контуры будут напоминать собор Парижской Богоматери. А левее - в районе Сибуя - началось строительство другого объекта нашей мастерской - главного здания Университета ООН.
И хотя упоминания об этих престижных стройках были сделаны архитектором мимоходом, без всякого пафоса, где-то в уголках его живых раскосых глаз мелькнула искорка профессиональной гордости. И, наверное, я не ошибся: ведь увлекательный поиск новых решений, радость творчества, ощущение своего профессионального мастерства и общественной пользы своих усилий - это то, чем вот уже многие годы живет этот выдающийся сын Японии'101.
Мои журналистские зарисовки пяти типичных японцев. занятых в разных сферах общественной жизни своей страны. получили похвальные отзывы в редакции 'Правды' и были опубликованы без задержек на страницах газеты.
С тех пор прошло уже лет десять-двенадцать. Но и сегодня именно такие предприимчивые, деятельные и неутомимые люди составляют, на мой взгляд, значительную, если не большую часть жителей Страны восходящего солнца. Их энергия и созидательный труд будут и далее во многом определять пути, темпы и успехи развития японского общества. Да и для наших соотечественников жизненный опыт упомянутых мной пятерых японцев мог быть, как мне думалось тогда, и интересным и поучительным.
Глава 3
ПЕРВЫЕ ШАГИ ГОРБАЧЕВА И ЕГО ОКРУЖЕНИЯ
НАВСТРЕЧУ ЯПОНСКИМ
ТЕРРИТОРИАЛЬНЫМ ДОМОГАТЕЛЬСТВАМ
Как поборники 'нового мышления'
расшатывали твердую позицию
Советского Союза в споре с Японией
Приход М. С. Горбачева к власти летом 1985 года поначалу не оказал заметного влияния на развитие советско-японских отношений. Лишь в январе 1986 года, после того как Э. А. Шеварднадзе сменил А. А. Громыко на посту министра иностранных дел, появились еле-еле уловимые намеки на готовность новых руководителей советской внешней политики к переменам в подходе к территориальному спору Советского Союза с Японией. Японская сторона уловила, по-видимому, эти намеки уже во время первого официального визита в Японию Шеварднадзе, состоявшегося с 15 по 19 января 1986 года. В итоге визита было подписано тогда Совместное советско-японское коммюнике, в котором примечателен был следующий абзац: 'В соответствии с договоренностью, зафиксированной в совместном советско-японском заявлении от 10 октября 1973 года, министры провели переговоры, касающиеся заключения советско-японского мирного договора, включая вопросы, которые могли бы составлять его содержание. Они договорились продолжать их во время своей следующей консультативной встречи в Москве'102.
Тогда этот текст не содержал сколько-нибудь ясных намеков на изменение советской позиции в территориальном споре с Японией. Тем не менее японская сторона, видимо, обратила внимание на то, что вместо определенных и жестких высказываний Громыко по поводу японских территориальных домогательств в высказываниях Шеварднадзе появились расплывчатые и мягкие рассуждения о необходимости 'диалога' двух стран.
Идею советско-японского 'диалога' стали тогда же выдвигать в своих высказываниях и некоторые из научных сотрудников Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), возглавлявшегося в те годы академиком Е. М. Примаковым. Именно эта идея стала высказываться с тех пор в выступлениях японоведов ИМЭМО на совместных симпозиумах с группами японских политологов, близких к тогдашнему премьер-министру Накасонэ и руководству правящей либерально-демократической партии. Уже тогда стало ясно, что японские дипломаты, уловив нашу готовность к смягчению тона в отношении японских территориальных домогательств, поставили перед собой одну четкую и весьма существенную цель, а именно добиться от нашей стороны признания существования 'территориального вопроса' в отношениях двух стран. Эта цель вполне стала ясной для меня в декабре 1986 года в ходе жарких дискуссий, развернувшихся на проходившей в Токио очередной конференции 'круглого стола'. Тогда я участвовал в этой конференции как член советской делегации - моя работа в качестве собственного корреспондента 'Правды' началась в Токио двумя месяцами позже, в феврале 1987 года. Помнится, что японские участники названной конференции не раз заводили в те дни со мной, да и с другими членами делегации, такие разговоры: 'Зачем вы, советские делегаты, упорствуете? Что вам стоит? Признайте очевидный факт: наличие территориального спора между вашей и нашей страной, а следовательно, наличие 'территориального вопроса' в наших отношениях. Если будет зафиксировано совместное признание этого 'вопроса', то японская сторона могла бы даже согласиться на то, чтобы отложить на время окончательное решение нашего спора и не предъявлять требований безотлагательной передачи Японии этих островов'. И надо сказать, что некоторым из членов советской делегации такие предложения казались приемлемыми.
Но в этих бесхитростных на первый взгляд предложениях была скрытая для нашей дипломатии хитрая ловушка. Ведь если бы наша сторона признала существование 'территориального вопроса' в советско- японских отношениях, то это означало бы, что мы сами признавали бы несовершенство ялтинских договоренностей трех держав, СССР, США и Великобритании, о послевоенных границах Японии. А это, естественно, никак не соответствовало нашим национальным интересам. Тогда, в декабре 1986 года, попытки японской делегации добиться на конференции 'круглого стола' согласия нашей стороны на признание в итоговом документе наличия в наших отношениях 'территориального вопроса' не увенчались успехом.
Однако в последующие месяцы ветер предстоящих перемен во внешней политике СССР стал ощущаться в Японии все заметнее. Как дуновение этого ветра была воспринята в Японии смена посла Советского Союза. В результате вместо человека брежневского склада ума и поведения - Абрасимова наше посольство в Токио возглавил человек 'новых', более гибких взглядов - Н. Н. Соловьев, хорошо освоивший за время работы в Москве под руководством Шеварднадзе умение много и туманно говорить о необходимости 'конструктивного диалога' двух стран.
Примечательной вехой перемен в деятельности посольских чиновников стало поручение, отданное новым послом группе своих подчиненных где-то в начале 1987 года. Суть этого поручения сводилась к тому, что названной группе надлежало разработать несколько альтернативных вариантов возможного подхода двух стран к их территориальному спору. В качестве вариантов предполагались как прежний курс на сохранение 'железобетонной позиции' ('территориальный вопрос давно решен, а поэтому его не существует'), так и курс на уступки тем или иным территориальным притязаниям Японии.
Когда весной 1987 года на заседаниях у посла началось обсуждение этих альтернативных вариантов, я был уже в Японии и в качестве корреспондента 'Правды' присутствовал на этом обсуждении. Далеко не все из выступавших, включая и меня, признали тогда правомерной позицию, допускавшую возможность наших территориальных уступок Японии. Но посол упорствовал, ссылаясь на мнение некого 'московского начальства'. Не знаю точно, послал ли он тогда свои варианты в Москву или нет. Скорее всего послал, но где-то на вершине мидовской иерархии их придержали чьи-то умные головы. Однако сам факт допущения послом возможности соскальзывания Советского Союза на путь уступок японским территориальным притязаниям весьма красноречиво говорил о том, в какую сторону стали поворачивать советскую внешнюю политику 'ветры перестройки', дувшие из Москвы в 1987-1988 годах. При этом проявилась далеко не похвальная бесхребетность многих кадровых работников МИД СССР, готовых в любой момент в угоду начальству пересмотреть свои взгляды и мнения. Ведь еще недавно, во времена А. А. Громыко, большинство наших дипломатов казалось бы, решительно осуждали японские территориальные домогательства. Но стоило кому-то в верхах изменить свое мнение, как ретивые службисты, кичившиеся своими дипломатическими чинами и рангами, стали тотчас же подстраивать свои взгляды под эту новую
