– Госпожа Ширакава желает видеть тебя.
– Я не должен этого делать, – ответил я.
– Они прибудут сюда до рассвета, – сказала Шизука. – Я предупредила ее, что они никогда не откажутся от тебя. Из-за твоего непослушания в Инуяме учитель решил, что если сегодня ночью ты откажешься пойти с ними, то умрешь. Она хочет попрощаться.
Я пошел за Шизукой. Каэдэ сидела в дальнем углу веранды, освещенная тусклым светом заходящей луны. Я всегда узнал бы ее силуэт, посадку головы, осанку, плечи, движение, с которым она повернула ко мне лицо.
В глазах Каэдэ отражался месяц, они походили на озера меж черных гор, покрытых снегом, что искрится белизной. Я пал перед возлюбленной на колени. Серебристый пол веранды пах лесом и храмом, соком и ладаном.
– Шизука сказала, что ты должен покинуть меня, что мы не можем пожениться.
Голос ее звучал тихо и удивленно.
– Племя не позволит мне вести праздную жизнь. Я не глава клана Отори и никогда таковым не стану.
– Но тебя защитит Араи. Он с радостью сделает это. Ничто не должно стать на нашем пути.
– Я заключил договор с человеком, который является главой моей семьи, – сказал я. – Моя жизнь теперь принадлежит ему.
В тот миг, в тишине ночи, я вспомнил отца, который пытался избежать кровных уз, за что был убит. Я думал, что моей грусти наступил предел, но эта мысль низвела ее на иной уровень.
– За восемь лет неволи, – сказала Каэдэ, – я никого ни о чем не просила. Йода Садаму приказал мне убить себя – я не стала выпрашивать у него пощады. Он собирался изнасиловать меня – я не ждала милости. Но теперь я молю: не покидай меня. Заклинаю, женись на мне. Я больше ни о чем не попрошу.
Каэдэ бросилась передо мной на землю, волосы и платье коснулись пола. Я ощутил запах ее духов, черные локоны скользнули по моей руке.
– Мне страшно, – прошептала она. – Я себя саму боюсь. Только с тобой я в безопасности.
Мне было больней, чем я ожидал. Еще страшней становилось от осознания, что если б мы легли рядом, кожа к коже, то все муки улетели бы прочь.
– Племя убьет меня, – наконец сказал я.
– Есть вещи похуже смерти! Если они убьют тебя, я покончу с собой и последую за моим возлюбленным. – Каэдэ обхватила мои кисти пальцами и наклонилась ко мне. Ее глаза горели, руки были горячими и сухими, кости хрупки, как у пташки. Я чувствовал, как по ее сосудам несется кровь. – Если мы не можем жить вместе, нам нужно вместе умереть.
Возбужденный голос Каэдэ звучал уверенно. Ночной воздух неожиданно сковал меня прохладой. В песнях и романсах молодые пары умирают во имя любви. Я вспомнил, что сказал Кенжи Шигеру: «Ты влюблен в смерть, как все твое сословие». Каэдэ тоже принадлежит к этому сословию по происхождению, но я нет. Я не хочу умирать. Мне и восемнадцати еще нет.
Мое молчание послужило ей достаточным ответом.
– Я никого не буду любить, кроме тебя, – сказала Каэдэ.
Казалось, мы почти не смотрели друг на друга открыто: лишь невзначай, украдкой бросали взгляды.
Только теперь, расставаясь, мы позволили себе утонуть в глазах друг друга без скромности и стыда. Я чувствовал ее боль и отчаяние. Мне хотелось как-то облегчить страдания моей возлюбленной, но я не мог выполнить ее просьбу. В смятении я держал ее руки и погружался в родную душу, и тут меня обуяла необыкновенная сила. Каэдэ вздохнула и опустила ресницы. Пошатнулась. Из тени прыгнула Шизука и подхватила девушку. Вместе мы осторожно опустили ее на пол. Каэдэ глубоко спала, как некогда и я под воздействием Кикуты в тайной каморке. Я задрожал, неожиданно почувствовав озноб.
– Зря я тебя позвала, – прошептала Шизука и была права.
– Я не хотел, – сказал я. – Ни разу такого с людьми не делал. Только с собаками.
Она хлопнула меня по руке.
– Иди к Кикуте. Иди и учись управлять своими умениями. Может, там ты поумнеешь.
– С ней все будет хорошо?
– Мне неизвестны ваши кикутские трюки, – сказала Шизука.
– Я спал двадцать четыре часа.
– Полагаю, тот, кто усыпил тебя, знал, что делает, – резко ответила она.
Вдалеке, на горной тропе, я услышал приближение двух человек: они ступали тихо, но недостаточно тихо для меня.
– Они идут за мной, – сказал я.
Шизука встала на колени рядом с Каэдэ и без особого труда подняла ее.
– Прощай, брат, – сказала она все еще рассерженно.
– Шизука, – произнес я ей вслед. Девушка остановилась, но не обернулась.
– Мой конь, Раку – позаботься, чтобы он достался госпоже Ширакаве.
