Больше мне было нечего ей подарить.
Шизука кивнула и исчезла в темноте. Я услышал, как отодвинулась дверь, девушка ступила на циновку, слегка заскрипел пол – она опустила Каэдэ.
Я вернулся в свою комнату и собрал вещи. Я мало что накопил: письмо Шигеру, нож и Ято. Затем направился в храм, где застал Макото в медитации. Я прикоснулся к его плечу, монах поднялся и вышел со мной.
– Я ухожу, – прошептал я. – Не говори об этом никому до утра.
– Ты мог бы остаться.
– Невозможно.
– Тогда возвращайся, когда это станет возможным. Мы спрячем тебя. В горах много потайных мест. Там тебя никогда не найдут.
– Может, когда-нибудь я так и поступлю, – ответил я. – Я хочу, чтобы ты сохранил мой меч.
Он взял Ято.
– Теперь я знаю, что ты вернешься.
Макото протянул руку и провел пальцем по моим губам, под скулой, и остановил ладонь за шеей.
У меня кружилась голова от недосыпания, горя и желания. Хотелось опереться на кого-нибудь, хотелось лечь, но шаги уже приблизились.
– Кто там? – Макото обернулся с мечом в руке. – Мне поднять людей?
– Нет! Это люди, с которыми я должен уйти. Господину Араи незачем знать раньше времени.
Мой прежний учитель Муто Кенжи и глава семьи Кикута ждали в лунном свете. Оба в походной одежде – незаметные, небогатые люди, два брата, ученых или неудачливых торговца. Нужно было знать их, как я, чтобы заметить настороженность, изгиб твердых мускулов, говорящих о физической силе, уши и глаза, ничего не упускающие из виду, разум, на фоне которого такие полководцы, как Йода и Араи, выглядят примитивными дикарями.
Я бросился на землю перед учителем Кикутой, подняв головой пыль.
– Встань, Такео, – сказал он, и, к моему удивлению, они с Кенжи обняли меня.
Макото пожал мне руку.
– Прощай. Я знаю, мы еще свидимся. Наши жизни переплетены.
– Покажи мне могилу господина Шигеру, – вежливо попросил меня Кикута в запомнившейся мне манере: как человек, понимающий мою сущность.
Только для вас его там не будет, подумал я, однако промолчал. В мирной тишине ночи я начинал считать, что сама судьба предопределила Шигеру умереть той смертью, которой он погиб, она же распорядилась, чтобы он стал богом, народным героем, на святыню которого будут приходить молиться, просить помощи. И так будет продолжаться сотни лет, пока держится Тераяма.
Мы стояли, склонив головы, перед камнем с еще свежей гравировкой. Кто знает, о чем думали Кенжи и Кикута? Я попросил у Шигеру прощения, поблагодарил за спасение жизни в Мино и попрощался с ним. Мне показалось, что в ответ я услышал голос и увидел добродушную улыбку приемного отца.
Ветер трепал старые кедры, ночные насекомые выводили свою несмолкаемую песню. Так будет всегда, подумал я, лето за летом, зима за зимой, месяц будет уходить на запад, отдавая ночь звездам, которые через час-другой уступят землю блеску солнца.
Солнце будет всходить над горами, властвуя над тенями кедров, пока не сядет снова за холмами. Так устроен мир, а человечество живет в нем, стремясь к счастью, меж тьмой и светом.
