Джонсон видел, как мэр коршуном налетел на тщедушного изобретателя и стал колошматить того по чем придется. Затем он без всякого труда повалил Экклстоуна и принялся бить несчастного головой об пол.
Репортер понял, что больше не может оставаться безучастным.
– Эй, прекратите! – он сделал попытку остановить мэра. – Вы же его убьете!
Но Николс продолжал экзекуцию с прежним рвением.
– Вы спятили?! – Он – наша последняя надежда!!! – в отчаянии крикнул репортер и заехал мэру по голове какой-то увесистой железкой, случайно подвернувшейся под руку.
Экклстоун и Николс очнулись почти одновременно. Они долго пытались сообразить, что именно послужило причиной столь яростного конфликта, а когда вспомнили, Николс опять полез драться и Джонсон едва смог его удержать.
Экклстоун тоже, наконец, осознал, что дальнейшее запирательство бесполезно.
– Ладно, я вам все расскажу… – смиренно пообещал изобретатель и начал растирать ладонью свою ушибленную цыплячью шею.
Глава 26
Вместе с женским обликом Луис Наварро приобрел еще одно не свойственное ему прежде качество – он стал ищейкой. Ищейкой неутомимой, невероятно напористой и вездесущей.
Пытаясь разыскать таинственных врагов, Наварро прощупывал гостиницы города с той же тщательностью, с какой опытный карманник проверяет содержимое чужих сумок и кошельков. Он делал это с завидным упорством и даже с азартом, предвкушая приближение желанного часа возмездия.
Чаще всего Наварро просто покупал расположение гостиничных администраторов и те, слегка поупрямившись для виду, соглашались оказать ему нужную услугу. По глазам было видно, что эти ушлые ребята мало верят в слезливую историю о брошенной красотке, тем не менее, все, как один, сперва понимающе кивали, а затем, получив свернутую купюру, лезли листать свои учетные книги или же стучали пальцами по клавиатуре компьютеров.
С другими менеджерами, вроде Чейза, у черноволосой мексиканки складывались вполне доверительные отношения, и информацию удавалось получить без денег, что называется, за красивые глазки.
Как прикинул интереса ради Наварро, на пятерых ушлых приходился лишь один администратор- романтик, готовый в любую минуту бросить свою работу, чтобы затем увезти опечаленную красотку в ближайший ресторан.
Время шло, и с каждым днем поисков на листе с внушительным списком отелей и мотелей Оушн-сити оставалось все меньше невычеркнутых названий.
Гостиница «Девять пальм» числилась в последней пятерке черного списка и Наварро отправился туда после завтрака в «Макдональдс» и визита в парикмахерский салон.
Из салона Наварро позвонил Глюкману, с которым он, конспирации ради, не виделся все последние дни. Лео сразу же поинтересовался ходом поисков, а затем посоветовал мексиканцу поменьше привлекать внимание к собственной персоне, сославшись на бешеную активность местной полиции.
– Они ищут тебя круглые сутки! – гудел в трубке голос озабоченного Лео.
– Черта им лысого! В таком виде я не побоюсь прийти на прием даже к начальнику городской полиции.
Глюкман в ответ сдержанно хмыкнул:
– Надеюсь, ты еще не завел себе хахаля!
– Иди ты!… – Наварро едва удержался, чтобы не бросить трубку.
В ходе дальнейшего разговора он не преминул пожаловаться Лео на то, что в районе, где в ничем не примечательном двухэтажном доме с балкончиком ему уже который день приходилось скрываться от полиции, полно сексуально озабоченных юнцов.
– По вечерам эти мерзавцы не дают мне проходу и толпятся перед домом, как шакалы! – громким шепотом сетовал он в трубку. – Не звонить же, в конце концов, копам?!
Глюкман пообещал решить проблему собственными силами, заметив напоследок, что Лу действительно выглядит чересчур уж аппетитно.
После этих слов взбешенный Наварро чуть не разбил трубку о телефонный аппарат и, злобно глянув на испуганных дамочек, что сидели поблизости, зашагал к входным дверям.
Чарли Дьюк еще раз украдкой взглянул на декольте брюнетки, и у него мелькнула мысль, что татуировка на груди посетительницы явно не женская.
– Мне кажется, я знаю, о ком идет речь, – задумчиво протянул он и выжидающе умолк.
– В чем же дело? – подняла брови красавица.
Дьюк шумно вздохнул и потупил глаза:
– Мэм, память – штука ненадежная…
Брюнетка порылась в своей изящной сумочке и, достав пятидесятидолларовую банкноту, протянула Дьюку.
– Этот русский поселился здесь несколько дней назад, – доверительно шепнул голубоглазый вдовец, пряча деньги в карман рубашки.
– С чего вы взяли, что он – русский?!
– Сперва я тоже думал, что чех, но потом услышал, как они ругаются! – авторитетно заявил Дьюк.
