— Проведите нас к нему, и мы скажем, зачем мы приехали, — твердо сказал Ташмурад.
Бочкарев уже привык ничему не удивляться в Бухаре, и когда Ташмурад, сняв с седла хурджуны, вытряхнул из них голову, он спокойно спросил:
— Кто это?
— Мустафакул-бек, — сказал гоноша.
С этого дня Ташмурад и его четыре товарища, отказавшись разойтись по домам, остались служить в 61-м полку.
Месяц находился Лихарев между жизнью и смертью. В редкие минуты прояснения сознания он неизменно видел Маринку. Она сидела у его койки, опустив глаза в книжку. Но однажды он не увидел Маринки. На ее месте сидела чужая незнакомая девушка с черными косами, падавшими на грудь. Она, так же как и Маринка, опустив голову, что-то читала. Лихарев видел ее пухлые, чуть шевелившиеся розовые губы. «Кто это? — подумал он. — Какая чудная девушка! Откуда она?»
Послышались шаги. Девушка подмяла голову и встретилась глазами с восторженным взглядом Лихарева. Растерявшись, она на минуту закрыла лицо рукой, но тут же переборола смущение и с благоговейной преданностью и любовью посмотрела на раненого. На ее нежном лице засветилась улыбка.
В комнату вошла Маринка. Она остановилась и с радостным изумлением переводила глаза с Лолы на Лихарева. Ее поразила происшедшая без нее перемена.
— Ну, как вы себя чувствуете; товарищ комбриг? — спросила она, приближаясь к нему.
— Хорошо… Хорошо, — твердо повторил Лихарев, — А Житов как? Где он?
— Житов? Давно в строю… Ой, как я рада! Как я рада за вас, товарищ комбриг! — воскликнула Маринка. Она нагнулась над ним, прижав руки к груди. — Нет, нет, не шевелитесь, пожалуйста, — продолжала она, заметив, что Лихарев сделал движение. — Вам нельзя шевелиться.
Лихарев поморщился, вдруг ощутив в бедре острую боль.
— Что, в кость? — опросил он с досадой.
— Да, но врач говорил, что срастается правильно.
— Сестра, скажите, у нас в том бою большие потери?
— Нет, несколько раненых. Вы один — тяжело.
— Ах, сестра! Если бы вы знали, как мне надоело лежать! — сказал Лихарев, провожая глазами черноволосую девушку, которая тихо выходила из комнаты.
— Потерпите, товарищ комбриг, теперь уж немного осталось, — ласково проговорила Маринка. Она подвинула себе табуретку и присела около Лихарева.
— Кто эта девушка? — спросил он.
— Лола.
— Лола? Какая Лола?
— Дочь Абду-Фатто. А что, правда, хорошая девушка, товарищ комбриг?
На похудевшем лице Лихарева появилось выражение крайнего удивления. Он поднял руку к забинтованной голове, видимо обдумывая вопрос, поразивший его.
— Но как же она попала сюда?
— Мы с ней познакомились.
— Хорошо. Но как отец мог отпустить ее к нам?.. Ничего не понимаю. И без чадры. И в русском платье.
— Это я ей подарила.
— Странно все-таки… А как поживает Фатто?
— Он болен, товарищ комбриг, — ответила Маринка, вся вспыхнув.
— Болен? Чем?
— Папатач…
— Так ее зовут Лолой? — спросил Лихарев.
— Да.
«Лола — горный тюльпан, — мысленно перевел он. — Да, действительно эта девушка нежна, как цветок».
В комнату вошел доктор Косой.
— Ну вот! Ну вот мы и поправляемся! — заговорил он с улыбкой. Он подошел к Лихареву, измерил пульс, — Очень хорошо, — продолжал Косой, опустив руку. — Ну, товарищ комбриг, от души поздравляю, У вас великолепное сердце. Откровенно говорю, вряд ли кто другой выжил бы на вашем месте.
— Сердечно благодарю вас доктор.
— Меня не за что, товарищ комбриг, Вот кого благодарите, — указал Косой на Маринку. — Целый месяц около вас просидела почти без сна. Молодец девушка!
— Теперь все обстоит благополучно, — подтвердил Косой. — На днях снимем повязку с головы. А с ногой придется подождать… Вы меня извините, товарищ комбриг. У меня сейчас операция.
— Пожалуйста, доктор, я вас не держу, — сказал Лихарев.
Косой поспешно вышел из комнаты.
Взяв руку Маринки, Лихарев крепко пожал ее.
— Благодарю вас, сестричка, — ласково сказал он, привлекая ее к себе и целуя.
Они не слышали, как в дверях кто-то ахнул.
Лола стояла у порога, опустив руки, с побледневшим лицом. У ног ее лежали, рассыпавшись, чайные розы…
Лола постояла, тихо прикрыла дверь и пошла вдоль дувала. «Ну да, конечно, он любит ее, — с горечью думала девушка. — Она русская и такая красивая, а что я для него?!»
Лола почувствовала, как спазм сжал ей горло; к ее глазам прихлынули слезы, но она из гордости сдерживала их, и они камнем ложились на сердце.
Она вошла в свою комнату, где жила вместе с Маринкой, бросилась на кровать и зарыдала…
Теперь, когда Лихарев пришел в полное сознание, он хотел поскорее узнать обо всем случившемся за это время в бригаде. Маринка рассказывала, ловя на себе ревнивые взгляды Мухтара и Алеши, которые пришли навестить комбрига, узнав, что ему лучше.
Лихарев спросил, как обстоит дело с постройкой театра, и очень обрадовался, узнав, что театр уже строится, а руководит работой трубач Климов, оказавшийся прекрасным плотником.
Увлекшись разговором, Маринка, не замечала, что Климов, стоявший в дверях, делает ей какие-то знаки. Лихарев первый увидел это.
— Сестра, вас зовут, — сказал он.
Маринка поднялась и подошла к двери.
— Слышь, дочка, — зашептал Климов, — верно, нашему комбригу лучше?
— Да. А что вы хотели, Василий. Прокопыч?
— А вот, — трубач подал ей костыли, которые до этого держал за спиной, — для товарища комбрига. Сам делал.
— Хорошо, спасибо… А кто это здесь цветы набросал?
— Не знаю, не видел. Дочка, там ребята интересуются, скоро ли наш комбриг встанет?
— Теперь скоро. Недели через две.
— Вот хорошо. Так ты это передай и скажи: Климов, мол, делал.
— Обязательно. Можете быть спокойны, Василий Прокопыч.
— Ну, то-то же.
Трубач кивнул Маринке и пошел по улице. Ему хотелось поделиться с товарищами радостной вестью. Он решил первым долгом зайти к Кузьмичу и, кстати, попросить у него мази.
Но лекпома в кибитке не оказалось. На дверях висел замок. Зная, где находится ключ, Климов открыл дверь и вошел в комнату. Посредине стоял сколоченный из жердей стол с двумя табуретками. Койка, застланная ватным одеялом, и небольшой шкафчик завершали убранство комнаты. На стене висело схотничье ружье. «А на что ему ружье? — подумал трубач. — Может, на охоту собрался?..»
Не зная, чем заняться до прихода приятеля, Климов стал искать в шкафчике мазь. Тут были всевозможные склянки, бутылки и баночки с такими затейливыми названиями на сигнатурках, что трубач
