отделение.
Я чуть было не ляпнул:
– Кому проехать?
Но прикусил язык. Впервые в жизни меня задерживали правоохранители, просто и банально, как героев моих самых скандальных статей. Совершенно ошарашенный, я не знал, как поступать. Возмущаться? Требовать адвоката? Презрительно молчать? Вот именно, делать так, как мои не самые умные герои. Внутренне я готов был подчиняться ходу событий до тех пор, пока не узнаю причину моего задержания. А причина должна быть, иначе со мной, журналюгой со связями, менты и возиться не стали бы: неприятностей и отписок не оберешься. Именно эта причина, по-видимому, и вызвала тайное сочувствие капитана Короткова. То есть, будь его воля, задерживать Кирилла Сотникова за появление в квартире разыскиваемого друга (тем более что и опечатать ее еще не успели!) капитан не стал бы. Записал бы все на месте и отпустил бы. В крайнем случае, под подписку о невыезде.
Времени поломать над этим голову у меня хватило уже в классическом милицейском «уазике». Хорошо, хоть наручники не надевали. Видимо, мое серьезное молчаливое подчинение было как раз тем, что и требовалось в такой патовой ситуации: уверен в себе, не оспариваю действий слуг закона и не сомневаюсь, что «на месте разберутся». Эх, а ведь мне, как никому другому, было известно, как трудно оспаривать случайные улики, доказывать свое алиби, как легко запутать абсолютно невинного человека… Недаром я столько писал об этом!
Знакомое неухоженное здание Севастопольского РУВД… Денькины соседи не раз грозили нам, что позвонят туда во время наших особо разгульных посиделок! Вход в арку, второй этаж, кабинет без таблички. Вот тебе и «журналистское расследование»! Сижу напротив капитана, как рядовой московский наркоша без документов. И вообще, сижу во всем этом дерьме так плотно, точно прошло не несколько дней, а, скажем, полгода. Какие уж тут «понедельник, среда, пятница»!
Глава 7
Допрос
Вот здесь, в отделении, наше общение пошло совсем не по-детски. Коротков достал бумагу, включил компьютер и даже положил на стол диктофон.
– Не удивляйтесь, Кирилл Андреевич, печатаю я пока плохо, если чего-то не успею, пусть останется в записи.
Я машинально кивнул.
– Итак, начнем с самого начала. Фамилия, имя, отчество, год рождения, регистрация, род занятий…
Словом, мы не упустили ни одной формальности.
День явственно клонился к вечеру. Мне казалось, что оба мы слегка отупели от бессмысленных формальных вопросов-ответов. Конечно, я знал, что как раз в паутину таких кажущихся бессмысленными вопросов и попадаются подозреваемые…
Но если меня и подозревали, то в чем? Не в похищении же Дэна с целью выкупа? Я было приготовился сам задать вопрос о цели моего «привода» и указать на отсутствие оснований для моего задержания…
И тут второй раз за этот длинный день кровь застучала мне в виски, а ноги стали ватными. Коротков, не отрываясь от разговора, спокойно достал из ящика стола фотографию и протянул ее мне, вернее, положил на стол передо мною. Долго-долго я вглядывался в нее, хотя и сразу понял, кто изображен на снимке. Конечно, это был Дэн, в самом «выигрышном» ракурсе, по пояс, с небрежно зачесанными темными кудрями. И его изуродованное неживое лицо было так страшно, что я не мог оторваться от него. Точно издалека я слышал вопросы следователя о том, кто изображен на этом снимке, знаю ли я этого человека и что нас с ним связывает… Потом голос пропал, пол в кабинете начал стремительно приближаться… и я самым позорным образом, как истеричная дамочка, упал в обморок.
И очнулся самым позорным образом – в зарешеченном помещении, называемом в народе обезьянником. Было душно, пахло мочой, потом, немытыми ногами и страхом. Напротив виднелось окошко дежурного.
– Командир, – попросил я пересохшими губами, – позови капитана Короткова.
– Хватился! Сменился твой Коротков! Будет завтра утром и первым делом велел доставить тебя к нему.
Дежурным был молодой тщедушный парень из тех, кого их служебное положение избавляет от комплексов. Смотрел на меня он не злобно, а тоже скорее со странным сочувствием, так что я попробовал еще пообщаться с ним:
– Слышь, командир, а за что меня сюда, не подскажешь?
– За что! Сам-то не догадываешься? Убийство с особой жестокостью – это как?
– И что, они думают, это я?
– Этого я тебе не скажу. А то, что весь отдел уже неделю на ушах стоит, тебе знать можно. Тебя и не отпустили, чтоб не сбежал. Где ты скрывался – неизвестно, вдруг опять в бега кинешься?
– Слушай, будь человеком! Ведь еще не доказано, что именно я убил, так? Значит, посоветоваться мне не запрещали? Дай позвонить один разок! Говорить все при тебе буду, только два слова, где я и что, пусть хоть смену белья принесут, кто знает, насколько все это затянется!
Видимо, и в самом деле не все уж так ясно было со мной насчет участия в гибели Дэна. И, видимо, поведение мое было правильным – без скандала, без качания прав, с естественной растерянностью, понятной дежурному. У нас в стране ни от чего, как известно, не следует зарекаться. Парень вышел из дежурки и поднес мне мобильник, ворча при этом:
– Что я, АТС, что ли! Вот придет Коротков, тогда и проси, а нам не положено!
Но я уже набирал номер, знакомый номер Мариши Суровой. На часы я не смотрел и удивился ее сонному голосу – всегда кажется, коли уж ты не спишь, все остальные тоже прямо-таки обязаны «бдеть»! В моей ситуации и тем более!
– Марина Марковна, – быстро, четко, без соплей, ей должна быть ясна ситуация, – говорит Кирилл Сотников. Сотников! Нахожусь в Севастопольском РУВД по подозрению в убийстве Забродина. По подозрению в убийстве! Постарайтесь поговорить с юристом, дело срочное. Капитан Коротков… – тут дежурный вырвал у меня трубку.
– Вас тут каждый день пачками приводят, а связь, сам знаешь, дорогая!
– Спасибо, ты настоящий человек! – Я порылся и выгреб из кармана пятьдесят долларов. С этого момента мы стали друзьями. Звали дежурного Лехой Крыловым, и он по мере возможности постарался скрасить мое дальнейшее пребывание в обезьяннике, благо мне повезло сидеть одному.
Выводил в туалет, принес жвачки, чтоб изо рта не пахло, даже разрешил слегка вымыться утром из умывальника в сортире.
Я пробовал подремать на скамейке, но Денькино страшное лицо не отпускало. Всю ночь я ломал голову над тем, что же произошло, и пытался хоть как-то воссоздать ход событий, найти более-менее правдоподобную версию. Но что я мог? Я сам слинял из Москвы еще раньше Дэна. Да, была у него какая-то тема, которую он называл динамитом и о которой старался никому не рассказывать. Никому? А что знала его Ирка? Почему она советовала попасть к нему в квартиру раньше ментов? И еще: одна деталь, промелькнувшая при моём «обыске», не давала мне покоя. У двери в гостиную, прямо к обоям, обычной булавкой была приколота та самая фотография, показавшаяся мне очень знакомой. Старая, потертая, видно плохо… Девичье лицо в ажурной рамочке, часть подписи внизу – «школьные годы чудесные…». Денькины одноклассники? Но я-то откуда их знаю? Дэн моложе меня, да и учился на периферии! И все же лицо было мне точно знакомо – лицо девочки с темными косичками, – кто-то дважды обвёл его красным фломастером…
К утру мои мысли смешались в такую кашу, что я обрадовался капитану Короткову, как лучшему другу, – он мог прояснить хоть часть непоняток, связанных со страшным лицом Дэна на фотографии! К тому же меня ждал приятный сюрприз – с ним вместе вошел человек в штатском, крепко, не по-милицейски, пожал мне руку и представился:
– Адвокат Гончаров, по вашему делу. Меня зовут Павел Геннадьевич.
Я приободрился и вновь почувствовал себя человеком, хотя выражение «по вашему делу» неприятно резануло слух. Вроде как и дела-то никакого не было! Или мне только так казалось?
Меня выпустили из обезьянника, и все втроем, как белые люди, мы чинно поднялись в знакомый кабинет. Из своего окошка Леха Крылов подмигнул мне и поднял большой палец по поводу моего внешнего
