рычание.
Осторожно ступая, он прошел в спальню, чтобы забрать свою спортивную рубашку. Взглянув на спящую Кейт, Сэм криво усмехнулся. Простыни под ней сбились, и одеяло сползло на пол. “Что ж, – подумал он с некоторым удовлетворением, – по крайней мере, она спала не лучше, чем я”.
И все же он не мог не оценить ее хрупкую красоту. Золотистые волосы веером рассыпались по подушке, и несколько прядей касались полураскрытых губ, груди же едва заметно приподнимались при каждом вдохе.
Его вновь охватило желание, и воспоминания об их страстной ночи обрушились на него с новой силой. Да, он желал ее! Она была как лихорадка, от которой ему никак не удавалось излечиться. А после той ночи любви она и вовсе проникла в его кровь. Кейти… Кейти…
И тут она прикрыла лицо ладонью и тихонько вздохнула. Сэм снова окунулся в настоящее. Он и в другие ночи стоял в темноте, глядя, как она спит, но сейчас все было по-иному… слишком много злых слов стояло между ними. Конечно, у нее сильный характер. И она отвечает ударом на удар. Из нее получился бы неплохой юрист. Во всяком случае, ему не хотелось бы помериться с ней силами в зале суда.
“Ну что ж, – подумал он, – ее машина будет готова через несколько дней, возможно, в субботу. Так что надежды нет”. Сэм нахмурился. Надежды на что? Чего он ожидал – что она будет так очарована красотой гор, жизнью с ним, что захочет остаться? Чего он хочет от избалованной городской девчонки?
Она назвала его снобом. Нет, если бы он был снобом, то остался бы в Атланте и женился на очаровательной Лидии Карсон Каванау. И отпускал бы шуточки в адрес провинциалов, как Лидия со своими ужасно культурными друзьями.
Да к черту все это!
Сэм поспешно оделся и вышел из дому. Утро было на редкость морозное, и у него тотчас же перехватило дыхание. Сэм быстро побежал в гору. Студеный воздух притупил мысли, охладил голову.
Именно это необходимо сделать и в отношении Кейт – найти способ выбросить ее из головы.
– А вот это что за буква? – Тина склонилась над письменной доской, указывая маленьким пальчиком на букву.
– Это “Т”. Видишь, – сказала Кейт, – вот тут черточка, а потом перекладина сверху. Это первая буква в твоем имени Т-И-Н-А.
– И я тоже! Я тоже, – заявила Бесс Энн.
Кейт улыбнулась:
– Как у тебя дела, дорогая?
Бесс Энн, нанизывая на нитку раскрашенные макароны, делала бусы. Все трое сидели на одеяле перед прилавком магазина. За окном кружились в воздухе редкие снежинки. Дверные косяки и прилавок украшали веточки сосны и цветные гирлянды – в честь приближающегося Рождества. Портрет Сайта-Клауса, нарисованный Тиной, сушился на доске объявлений, рядом с ватным снеговиком Бесс.
Полюбовавшись рождественскими украшениями, Кейт снова склонилась над девочками. “Этого мне тоже будет недоставать, общения с девочками, новых открытий вместе с ними”. Потом, вспомнив еще об одной маленькой девочке, которую видела в плавучем доме несколько недель назад, она подумала: сколько же еще таких малышей живут в этих горах? И ведь не такая уж это обширная территория… Почему бы не собирать их всех вместе несколько раз в неделю? Кейт начала фантазировать – думала о создании в Медвежьей Петле небольшой дошкольной группы. Но ведь она скоро уезжает… Значит, все это так и останется фантазией.
Бесс Энн потянула ее за рукав:
– Кейт, можно я надену это ожерелье на мою куколку?
– Ну конечно, – улыбнулась Кейт. – Оно будет ей немного велико, но мы просто обернем его несколько раз.
Лицо куклы, когда-то ярко раскрашенное, сейчас заметно выцвело, возможно, из-за избытка детской любви. Энни сказала ей, что эту куклу сделал Сэм, вырезав ноги и руки из дерева. Энни раскрасила лицо, а Грэнни сшила платье и фартук. Кукла Бесс Энн была “семейным проектом”.
Было очень приятно видеть, как крепко держатся друг за друга Бьюкенены. И вообще, судя по тому, что она увидела в Медвежьей Петле, семья являлась здесь основой общества. Даже ее, совершенно чужую, Бьюкенены “удочерили”, приняли как члена семьи. И она действительно чувствовала себя у Грэнни как дома – это было замечательное ощущение.
Кейт склонилась над Бесс Энн, целуя ее в макушку, когда раздался звон дверного колокольчика. Сэм открыл дверь и замер на пороге.
– О, привет, – произнес он, закрывая за собой дверь.
– Привет, – ответила Кейт, пытаясь понять, в каком он настроении. Но выражение его лица было непроницаемым – таким же холодно-вежливым, как два последних вечера после их бурного спора.
– Твоя машина будет готова завтра утром. Хочешь, Леонард отвезет тебя в город, чтобы забрать ее, хочешь, я отвезу. Ты сможешь уехать, когда захочешь, – добавил он бесстрастным голосом. Впечатление было такое, что ему совершенно все равно. – Правда, Грэнни, кажется, хотела устроить в твою честь прощальный ужин. Завтра вечером – если тебя это интересует. – Он говорил так, словно его одолевала скука, словно полагал, что все это – пустая трата времени.
– Что ж, – проговорила Кейт, – звучит заманчиво.
– Куда ты идешь? – спросила Тина, глядя на нее своими огромными карими глазами. – Ты уезжаешь? Я не хочу, чтобы ты уезжала.
Личико девочки сморщилось, по щечкам потекли слезы. Кейт ласково обняла ее, а Бесс Энн, сообразив, что, должно быть, есть причина для слез, тоже расплакалась.
Кейт с упреком посмотрела на Сэма, явно озадаченного происходящим. Она прижала к себе детей, целуя их в головки и шепча ободряющие слова.
