лишь груда железа. Скажи лучше, куда волосы дел?
– Сбрил, – Виталя поднялся и поплёлся на кухню. Иван Терентьевич с Джерри последовали за ним.
– И хорошо, что сбрил, и хорошо, что утопил, – бормотал профессор.
С палаткой в центре кухня казалась тесной, но очень уютной. Пахло жареным мясом, свежезаваренным чаем, и ещё чем-то, чем пахнет только в деревенских домах.
– А я на балконе мангальчик из кирпичей соорудил, и шашлыки пожарил, будешь? А ещё я самовар согрел, посуду помыл, и вино из одуванов в кастрюле бродить поставил. Вот только с лимонами тебя накололи, Вить. Ты где их брал, лимоны-то? В киоске у соседнего дома? Фальшивые оказались лимоны! Ну, я им дал, торгашам! Пошёл и пригрозил торгинспекцией. Они мне живо два фальшивых на килограмм настоящих бесплатно обменяли.
– Обменяли? – вяло удивился Виталя и присел на краешек табуретки.
– Да, а что? Зачем людей так дурить? Они думают, раз мужик один, без бабы продукты покупает, так он в них ни черта не соображает?! Ну, я им да-ал! А ещё к тебе тут парень заходил, Кирилл, звал на следующей неделе нас на рыбалку. Я сказал, что на следующей неделе я не могу, потому что в экспедицию уезжаю, а на этой – распожалуйста! Ты как? У тебя не появилось аллергии на воду? Ха-ха-ха! – рассмеялся своей шутке профессор.
– На этой неделе я не смогу, – промямлил Виталя.
– Я почему-то так и подумал. Кирилл всё хотел дочку твою посмотреть, а я сказал твоему другу, что твоё семейство в деревню укатило, воздухом подышать. Мы тут с ним чайку попили с вареньем, потом Сева к нам присоединился со своим Чарли.
– Какой ещё Сева? С каким ещё Чарли?
– Да сосед твой сверху со своею собакой.
– Барин?! Он пил здесь чай?!
– Почему барин? Нормальный мужик! У него какое-то мебельное производство своё. Представляешь, всё у него есть – деньги, квартира, загородный дом, жена-красавица, собака. А несчастный!
– Это ещё почему? – Витале было холодно в мокрой одежде, его заколотил мелкий озноб, но ответ на вопрос, отчего так несчастен «барин», был искренне ему интересен.
– Так сам подумай! Конкуренты его ненавидят, пакости строят. Жена неожиданно от него ушла. Свалила одним прекрасным утром в неизвестном направлении, не оставив даже записки. А собака у него всё время чешется! Он блох ей с утра до вечера травит, а она всё равно чешется!
– У неё аллергический дерматит.
– У кого? У жены?
– У собаки! – Виталя встал и, постукивая зубами, пошёл в ванную греться и переодеваться.
– А откуда ты знаешь, Вить? – удивился Иван Терентьевич.
– Знаю! В душе я, Вань, ветеринар, поэтому знаю.
– Мойся, грейся, переодевайся и за стол! – крикнул профессор. – Будешь мне всё рассказывать, а я буду тебя лечить!
Из ванны Виталя вышел, закутавшись в длинный махровый халат. Когда-то, в начале семейной жизни, Галка купила ему этот халат, но Виталя так ни разу его и не одел – что ж это за мужик в халате? Теперь халат показался ему символом уюта и счастливого домашнего бытия, как и самовар, только вместо Галки за столом сидел лысый профессор, у ног которого крутилась собака в надежде получить кусок шашлыка.
Иван Терентьевич не преувеличил, он действительно сложил на балконе из кирпичей мангал и пожарил самые настоящие шашлыки.
– Садись, ешь, пей и рассказывай. Особенно пей, – он придвинул Витале рюмку с водкой, – и непременно рассказывай. У тебя вид человека, которому необходимо поделиться своими проблемами.
– Да?! – Виталя влил в себя водку. Стало теплее, стало лучше, и знакомый комок подступил к горлу.
– Точно тебе говорю. Две лысых башки, одна из которых – профессорская, могут что-нибудь да придумать! – Иван Терентьевич тоже опрокинул рюмочку и впился зубами в дымящееся мясо.
– Вань, я нарыл что-то такое, за что меня захотели убить.
– Это я понял, сыщик. Ешь шашлык, ешь, без мяса мозг не работает, это я тебе как лауреат говорю.
– Мне Крылов встречу в гостинице назначил. Я приехал, а в меня прямо на стоянке стали стрелять. Хорошо, что я не успел выйти из Проходимца.
– Ха! Представляю, как кто-то расстроился! Палить из пистолета по Проходимцу – гнилое дело!
– В общем, я стал уходить, но мне сели на хвост. На Горбатом мосту какой-то микроавтобус попытался прижать меня к ограждению. Я хотел ударить его бортом, но манёвр не удался, он ушёл от удара и сам поддал мне под зад. Наверное, Вань, я хреновый водитель. Я пролетел через встречную, пробил ограждение и... улетел в воду. Всё. Проходимца больше нет.
– Да фиг с ним, – отмахнулся Иван Терентьевич, – у него всё равно в системе зажигания косяк был. У тебя есть мысли, кто тебя так прессует?
– Пока нет. Пока нет. Но я хожу где-то рядом. Раз меня хотят грохнуть, значит, я в шаге от разгадки, понимаешь?! Крылов чего-то очень боится. Он собирался рассказать мне что-то очень важное, но ... не успел. Я думаю, его уже нет в живых.
Профессор громко присвистнул.
– Я даже в этом уверен, Вань. Я звоню ему ежесекундно, но он не берёт трубку. А ещё...
– Ну?! – Иван Терентьевич встал и, прихрамывая, заходил по кухне вокруг палатки.
– У Крылова была любовница. Хозяйка небольшой парикмахерской. Её убили сегодня днём, практически на моих глазах. Застрелили через открытое окно из пистолета с глушителем. Перед этим у неё был какой-то серьёзный, почти скандальный разговор с Крыловым. Я хотел расспросить её, она что-то знала, но не успел! Кто-то как будто специально не допустил моего разговора с ней! Вот, Вань, смотри, мой мобильник вроде бы с водозащитой, я сделал снимки. – Виталя достал телефон, пощёлкал нужными кнопками, и на экранчике возникла жуткая картинка со скрюченной на полу Яной Геннадьевной.
Профессор навис над телефоном, как внимательный коршун.
Крупный план, дальний, лужа крови, открытое окно, опять крупный план, самый крупный – только лицо и шея.
– Стой! – заорал профессор. – Стой! Вот этот снимочек, да! Какое интересное на ней украшение.
Виталя только сейчас заметил, что на шее у Яны Геннадьевны висит кулончик с рубином, точно такой же он видел в шкатулке у Ады.
Ада выиграла его, победив в каком-то конкурсе, и такой он один в России, так, кажется, сказала Лиза Питерсон.
– Чёрт знает что, – пробормотал Гранкин. – это кулончик Ады. Как он у неё оказался?
– Как оказался, не знаю, – сказал профессор и довольно потёр руки, – но точно вам скажу, это украшение – точная копия ацтекского Камня Солнца. Уж я-то знаю! Видишь, вокруг рубина четыре символа в квадратах. Это и четыре эры – ягуара, ветра, дождя, воды, и четыре части света, на которые по преданиям ацтеков была разделена вселенная. А рубин в центре символизирует бога огня и пятую эру бога Солнца. Очень любопытная вещица!
Виталя закрыл крышечку телефона.
– Но это ещё не всё, – стараясь не смотреть профессору в глаза, сказал Гранкин. – Твой сын, Вань, в последнее время начал встречаться с Адой.
– В смысле?! – не понял профессор.
– Любовь крутить! – заорал Гранкин. – Это от него у неё появились деньги! Это он подарил ей «Порше», квартиру, счёт в банке! Они почти не скрывали свою связь, кутили по ресторанам, снимали гостиничные номера, и даже теплоход на двоих! Они обманывали Эльзу! Порой она даже не знала, что муж приезжает из своего сраного Парижа в город! А он покуролесит тут с Адой и улетит!
– Стервец!!! – заорал Иван Терентьевич так, что сорвал голос, и громко топнул деревянной ногой. – Ах, сволочь, ну я не знал! Выпорю, гада, вы-по-рю! Ну, я не знал... Слушай, а ты к чему клонишь? – вдруг перешёл он на шёпот. – Ты, Вит, на что намекаешь?
