Америку?
– Продал картины? – Он в горсть собрал мои волосы на затылке и поднял мою голову выше, так, что подбородок задрался, а шею заломило. – Уедем в Америку? Дура! – прошипел он. – Господи, какая же ты дура!
Филимон заорал дурниной в чёрной пропасти коридора. Даю на отсечение голову, он орал: «Ду-ура!» Геральд держал меня за волосы, вернее, за рыжий парик, и смотрел мне в глаза. От него пахло сандалом, дорогим алкоголем и хорошим трубочным табаком.
– Ты куришь трубку? – спросила я, потому что остатки разума вытекли вместе с последними слезами.
– Курил, – усмехнулся он. – Курил. Теперь обо мне можно говорить только в прошедшем времени. Теперь я покойник, я без пяти минут покойник, и в этом твоя вина, чёртова дура Анель!
Филимон заорал на сей раз где-то совсем далеко, наверное, он пробрался на кухню. До меня не сразу дошёл смысл слов, сказанных Геральдом.
– Почему ты покойник? Почему по моей вине? – шею невыносимо ломило, она затекла, но я неожиданно испытала первобытное наслаждение самки, подчиняющейся воле самца. – Почему?
– Потому что картины, которые ты украла, оказались копиями! – Он произнёс это почти без звука, одними губами, но я поняла. – Они оказались копиями, я кинул страшных людей и теперь мне крышка. А раз мне крышка, то и тебе тоже! – Он свободной рукой скользнул по кожаной брючине, и у моего горла оказалось длинное острое лезвие. Таким лезвием можно было рубить на лету шёлковые платки, а не то, что моё бедное горло.
Горькая мысль, что все эти бредни про наслаждение самки не что иное, как гнусные атавизмы, отрезвила меня. Меня вдруг осенило, что от него пахнет гнилыми деревяшками, дешёвым пойлом и гадким палевом. Ещё меня осенило, что он просто мелкий подонок.
– Чёрт, – тихо сказала я. – Чёрт!
«Чо-орт!» – проорал Филимон на кухне.
Я рванулась назад, к двери, опрокинув спиной торшер. Рыжий парик остался в руке у Геральда. Он посмотрел на него с удивлением, и мне стало смешно: похоже, парень на полном серьёзе решил, что пока я ждала его в съемной халупе, то от нечего делать перекрасила волосы. Я расхохоталась ему в лицо. Он бросился на меня, но оказался чересчур пьян для таких резких маневров – споткнулся о длинную ножку торшера, упал и растянулся на животе, отсвечивая кожаной задницей. Нож с глухим стуком упал рядом с ним, проехал пару метров по скользкому полу и замер у моих ног.
Я нагнулась и подняла его.
Прелесть это был, а не нож. С удобной костяной ручкой, длинным лезвием и кровостоком. Особенно позабавил меня кровосток – узкий желобок по всей длине лезвия.
Я поняла, что ещё не созрела, чтобы опробовать этот кинжал в действии, поэтому развернулась и бросилась в ванную. Геральд ломанулся за мной.
Закрыть дверь за собой я не успела. Он подставил плечо и отжал её. Получалось, что я в западне и это сильно смахивало на дешёвенький триллерок. В подтверждение этой ассоциации на кухне снова заорал Филимон. Получалось, что если я сейчас же не пущу в ход нож, то «чёрный» Геральд задушит меня под вопли чёрного кота.
Эй, оператор, к съёмке готовы? Дубль!
Я сорвала с душа длинный металлический шланг и, направив его в лицо Геральду, крутанула кран с горячей водой. Струя кипятка под напором сработала лучше резиновой пули – Геральд отпрянул к противоположной стене и закрыл лицо руками, как барышня, впервые увидевшая голого мужика.
Я выключила воду, оставаясь в выгодной для себя позиции: одна рука на красном вентиле, в другой – шланг с насадкой, направленной в лицо Геральда. Нож я бросила в раковину – пардон, господин режиссёр, быть может, я нарушила ваши планы, и сцены кровавой расправы над главным злодеем не получилось.
– Анель, – Геральд отнял от лица руки. Ему всё же досталась порция кипятка, физиономия была мокрая и красная.
Как мне могло казаться красивым это лицо?
– Анель, нам надо поговорить.
– Надо, – кивнула я. – Ещё как надо! Ты будешь отвечать на мои вопросы.
– Сначала ты на мои.
Моя рука дрогнула на кране, пальцы вцепились в вентиль. Он всё понял правильно и быстро сказал:
– Хорошо. Валяй свои вопросы. Мы всё равно не выйдем отсюда, пока не договоримся.
Вот видите, господин режиссёр, накала страстей можно достичь и без крови. Сейчас мы с главным злодеем забабахаем такой диалог, что вы сможете претендовать на Оскара.
Где-то снова заорал Филимон. Я закрыла дверь ванной на шпингалет, и мы оказались в узком, тесном, зловещем пространстве. Чёрт дёрнул меня выложить эту комнату чёрным кафелем.
– Как ты попал в мою квартиру? – Вопрос был неправильный, не самый главный, но он волновал меня больше всего.
– Пораскинь мозгами, Анель. Неужели ты не заметила, что я прихватил твою сумку? В сумке были ключи от квартиры и паспорт с адресом, по которому ты прописана.
– И деньги, – вставила я.
– Ерунда, десять тысяч рублей. Надеюсь, ты не из-за денег расстроилась, – усмехнулся он, и я снова подивилась тому, как он мог мне нравиться со своим красногубым лицом, скользкими глазками и манерами дешёвого сутенёра. Я сделала над собой большое усилие, чтобы не вывернуть кран до упора, и чтобы струя кипятка не расстреляла в упор его наглую рожу.
– Я совсем не расстроилась, – сказала я. – Рассказывай, почему ты припёрся сюда! Ведь насколько я поняла, ты бросил меня на неоплаченной съёмной квартире. Ты не просчитался, я действительно просидела там невесть сколько, как глупая клуша, в ожидании вечной любви. Я сидела там даже после того, как обнаружила, что ты забрал все свои вещи и украл мою сумку, даже после того, как пришла хозяйка квартиры и учинила скандал, потому что жильё не оплачено, даже после того, как по телевизору показали настоящую Жанну. Я сидела бы там и сидела, если бы не позвонила Верка и не сказала, что её муж собирается расправиться с моим Филимоном. Говори, как ты здесь очутился, и главное – зачем? Чтобы убить меня?
– Анель, убери руку с крана, я всё тебе расскажу! В конце концов, ты действительно имеешь полное право всё знать.
Я очень хотела всё знать, поэтому убрала руку с крана, но шланг не опустила.
– Слушай меня. Я пришёл сюда, чтобы спрятаться, а куда мне было ещё идти?! На той квартире меня бы нашли и грохнули! Ведь картин-то заказчик не получил! Да, я поджидал тебя здесь, я понимал, что рано или поздно ты вернёшься домой. Я услышал твой голос в подъезде, ты болтала с соседкой, открыл дверь, выключил свет и сел в кресло. Я ждал тебя. И вовсе не для того, чтобы убить. Извини за нож, нервы сдали.
Я уже сказал, что картины оказались подделками. Хорошими, качественными, но подделками! Конечно, я об этом не знал, отдал картины заказчику и стал ждать, когда на мой счёт поступит приличная сумма. Дни шли, а денег всё не было, я стал психовать, и тогда в мой гостиничный номер...
– Ты поселился в гостинице?
– Ну да, так было надо. Так вот в мой номер пришли двое с битами и объяснили, что пейзаж и «купальщица» – копии, что денег мне не видать, что подставлены серьёзные люди, что картины нужно достать и непременно подлинные! Они чуть меня не покалечили! Ты должна понять, почему у меня сдали нервы, почему я схватился за нож! От этих ублюдков нужно было где-то прятаться, и я приехал сюда. Прости меня! – Эти слова Геральд произнёс неуверенно, словно заранее зная, что они не проймут меня. – Убери этот шланг, пойдём на кухню, поговорим. К чему этот цирк?
Я положила руку на кран и засмеялась:
– Нет, хочу цирк! Я так наскучалась за эти дни, что теперь хочу веселиться! Давай, говори, кто такая Жанна, почему она так на меня похожа, и как ты, сволочь, умудрился подкупить всё побережье Крыма, а в особенности, Игоря Константиновича, моего тренера.
