конь лопает дорогой бензин. Кроме меня у Ленки не было подруг, потому что только я легко обходилась в гостях без чаепитий, длинных задушевных бесед и прочих угощений. Курево я всегда приносила с собой. Я не считала, что Ленка плохой человек. Скорее всего, ее бзик был из области психиатрии. А у каждого свой диагноз.
– Ленка, я у тебя переночую, – сообщила я ей с порога.
– С мужем поругалась, – резюмировала Ленка.
– Да он и не муж мне вовсе. Просто в моей квартире каждый день народу все прибавляется. Все милые, славные люди, им весело и хорошо вместе, но... мне не осталось там места.
– Заходи, я постелю тебе на диване, – сказала мне Ленка, и это был самый широкий жест в ее жизни.
Я разделась, принюхиваясь к отвратительному запаху, которым я пропиталась насквозь. Воняло еще чем-то, но я не могла понять чем.
– Слушай, я в душ. Мой на меня борщ вылил, вот кислой капустой и несет!
– Да это от меня несет! – Ленка показала мне марлевый мешочек чем-то заполненный.
– Что это?
– Ковер чищу. «Ваниш» знаешь, сколько стоит?! А у меня капуста перекисла, пропадает! Ее нужно в тряпочку завернуть и этим ковры чистить. Старый бабушкин способ.
Я поняла, что судьба у меня сегодня такая – до утра придется жить в этом духмане и никакой душ не поможет.
– Ленка, пиши книжку полезных советов для бедных!
– Издеваешься? – фыркнула Ленка, встала на карачки и поползла по ковру, отскабливая марлевым мешочком невидимую грязь. В тусклом освещении эта картина выглядела мистической и попахивала извращениями. Я уселась с ногами на диван. Чудный вечерок. Захотелось зареветь, и не просто зареветь, а повыть, поскулить и попричитать.
– Ой! – Ленка, несмотря на то, что имела упор на четыре конечности, потеряла вдруг равновесие и завалилась на пухлый, уютный бочок. Капуста из мешочка вылетела странным фейерверком и разлетелась по ковру. Я засмеялась, а Ленка надулась.
– Весело тебе! Придется теперь ковер на улицу тащить, снегом чистить от рассола. Тьфу! – Ленка скатала ковер в рулон и потащилась в коридор.
– Элка, я твою дубленку одену, а то я шубу свою бензином натерла, она в ванной сохнет!
– Чем ты шубу натерла?!
– Бензин со стиральным порошком мешаешь, шубу раствором мажешь, сушишь, а потом счесываешь. Шикарное средство! Химчистка сейчас знаешь, сколько стоит?
– А я думаю, чем это еще так воняет!
Ленка с трудом втиснулась в мою дубленку, взвалила на плечо ковер и ушла.
Бензина в Ленкином репертуаре еще не было. Впрочем, как и перекисшей капусты. Стирала она, добавляя в воду картофельный сок, из старых колготок делала трусики, зубы чистила... осиновой веточкой, размочаленной на конце в кисточку, а вместо дезодоранта использовала отвар дубовой коры. Где она доставала в Сибири кору дуба, я понятия не имею.
Мне расхотелось рыдать, подвывать, скулить и причитать. Мне захотелось есть. Но рассчитывать здесь даже на бутерброд с маслом не приходилось.
Ленка вернулась быстро. Она вломилась в квартиру как торпеда и почему-то без ковра.
– В меня стреляли! – выкатив глаза, прошептала она.
– В тебя ... что?!
– Элка, в меня стреляли, и спасло меня только ... меня спас ковер! Я им взмахнула, чтобы забросить на турник, слегка пригнулась и... пуля пробила его в двух местах... Сухой щелчок и две дырки в ковре! Я упала и лежала, пока какая-то тень не умчалась к машине. Машина уехала, я встала, побежала и ... наверное, тот кто стрелял, думал, что убил меня. Элка! За что?!!
– Где ковер?!
– На улице бросила. Я к нему теперь не притронусь! Элка, за что?!
Не одеваясь, я помчалась во двор, приволокла ковер, включила свет во всем доме, и стала ползать по ковру, как это делала недавно Ленка. Плотный ворс был действительно пробит в двух местах. В происхождении маленьких дырочек сомнений быть не могло. Я ни черта не понимаю в калибрах, но такие отверстия кого угодно жизни лишат. Даже ковер.
– Доэкономилась, – сказала я Ленке. – Купила бы «Ваниш», не пришлось бы в двенадцать ночи во двор переться.
– Элка, за что?! – затряслась в истерике Ленка. – Я квартиру «чистую» купила, живу одна, экономность моя кроме меня никого не касается... а-а-а... Элка!!! Это же в меня баптисты стреляли!.. А-а-а!!!
Вторым бзиком, после экономии, у Ленки была боязнь баптистов. Кто и когда напугал бедную девочку, я не знаю, но она панически боялась сектантов вообще, и баптистов, в частности.
– Элка, – зарыдала Ленка, – я знаю, они выслеживают одиноких людей и пытаются завладеть их квартирами! Элка, а-а-а!!! – Слезы и сопли придали Ленке вполне симпатичный вид, гораздо более симпатичный, чем когда она раздумывала, чем заменить дорогую бытовую химию.
– А-а-а!!! В милицию! Позвони-и-и...
– Заткнись, – я толкнула ее в плечо, и она плюхнулась на диван, растеклась по нему квашней. – Заткнись, Ленка, и не ори. Стреляли не в тебя.
– Ка-ак... не в меня?..
– Стреляли в меня. Просто ты была в моей дубленке. Росточком тебя бог не обидел, стрижка короткая, на улице темно, вот и ... перепутали.
– Элка ... за что?! – завела она старую песню. – А ты знаешь, – вдруг вполне вменяемым голосом сказала она, – ведь это была баба. Я видела. Силуэт был женский.
Конечно, я не стала звонить в милицию. В последнее время появилось столько обстоятельств, из-за которых я бы не хотела иметь дело с людьми в погонах, что я предпочитаю разбираться со своими проблемами сама. Ленку я тоже убедила никуда не звонить. Она порыдала немного, но успокоилась и даже напоила меня чаем без сахара перед сном.
– А это точно в тебя стреляли? – спросила она, когда я утром в воскресенье собралась от нее уходить.
– Ленка, ты же знаешь, что по роду работы я всегда ковыряюсь в делах, в которых не стоит ковыряться.
– Да уж, – засмеялась Ленка. Кажется, она мне поверила и была счастлива, что лично ей ничего не грозит. – Элка, а ты мне теперь за ковер должна! Он был почти новый.
Все воскресенье я проторчала на работе. В редакции никого не было, и я весь день просидела за компьютером, раскладывая пасьянс за пасьянсом. Весь день я пыталась честно ответить себе на вопрос: действительно ли я верю, что стреляли в меня, а не в Ленку. Я снова и снова взвешивала все «за» и «против», и каждый раз приходила к выводу – никаких «против» нет, есть только «за».
У Ленки был маленький, но стабильный бизнес, она никогда никому не переходила дорогу, вела замкнутый образ жизни и выделялась только своими чудачествами вроде тех, что могла облить шубу бензином, или начать марать свой ковер кислой капустой. У Ленки не было друзей, но и врагов не было, она не нужна была никому, даже ... баптистам. В нее некому было стрелять. Зато в меня... Кто только не мог мечтать продырявить мне дубленку!
Этого могли хотеть те, кто узнал, что я очень интересуюсь делом Грибанова; те, кто мог знать, что кейс у Бизона и я не упущу возможности придать огласке компромат на все крупнейшие страховые компании города; мне могли мстить оставшиеся на свободе люди наркобарона Якова – ведь не всех же мы упрятали за решетку! В меня могли стрелять люди Гона, чтобы отомстить Бизе за нетрудоспособность шефа, в конце концов, меня могла ненавидеть какая-нибудь истеричная, длинноволосая учительница, имеющая серьезные виды на «супербизона» Глеба Сазонова и считающая, что именно я – помеха для ее счастья. Доходя до этого места, я пела песенку про «Муси-пуси», и опять начинала сначала.
Ленка не нужна даже баптистам. Мне могли мстить за копание в деле Грибанова, за компромат в кейсе, за угон машины у Гона, за то, что Гон на больничной койке, за ликвидацию наркопритона, за то, что как мы
