побитым и уничтоженным. Он определенно взвешивал все выгоды своего нового положения. Гувернантка могла со спокойной душой оставить их наедине.
Сборы были недолгие, и к вечеру следующего дня Серж отбыл в Пензенскую губернию с небольшим багажом и наказом подробно извещать генерала о каждом шаге. А за ужином Вера с тайным удовлетворением отметила, как выпрямилась спина Константина Яковлевича и появилась осанка уважающего себя человека. Он стал чаще поглядывать на жену и особенно тепло улыбался Вере. После сдержанного прощания с любовником в присутствии чад и домочадцев Зинаида Семеновна пребывала в печали.
Еще не выветрился запах одеколона Сержа, отправившегося в путешествие, как генеральша перехватила Веру в гостиной и прошипела на ухо:
– Пожалуйте вексель, мадемуазель!
Девушка с легкостью вернула заемное письмо, которое хозяйка тотчас сожгла на свече. Теперь в семье воцарился видимый покой. Даже дети осмелели и за ужином много раз обращались с вопросами к генералу. Константин Яковлевич предложил съездить в Павловск по железной дороге, послушать музыку в вокзале и побродить по паркам.
– Что вы скажете на это, душенька? – обратился он к жене.
Генеральша уныло ответила:
– Отчего же не поехать, коли вам хочется?
– Ну, так и порешили, – бодро ответил генерал, вставая из-за стола.
Дети в сопровождении гувернантки отправлялись читать перед сном Фенимора Купера, а Зинаида Семеновна задержалась в столовой, давая распоряжение прислуге. Вера с сочувствием заметила, что молодая женщина казалась по-прежнему печальной и несколько растерянной. «Полно, – сказала себе юная гувернантка, – она скоро утешится, иначе быть не может».
Вера уже гасила свечи в детской и поправляла одеялко у маленького Коли, когда прислуга передала ей приглашение генерала явиться в его кабинет. «Вот оно! Теперь, верно, все разъяснится». Она перекрестила и поцеловала детей на сон грядущий и поспешила в хозяйскую половину. Подойдя к двери кабинета, Вера на миг замерла, собираясь с силами. Что ожидало ее за этой дверью? Возможно, уже завтра она вновь окажется за порогом приютившего ее дома, в одиночестве и неизвестности. Глубоко вздохнув, девушка вошла в кабинет, освещенный одной свечой и пламенем камина. Генерал, вооружившись каминными щипцами, поправлял угли.
– Вы меня звали? – замирая, подала голос Вера.
Константин Яковлевич выпрямился и поправил сюртук.
– Прошу вас сюда, в кресла.
Вера присела на краешек вольтеровского кресла и робко взглянула на генерала. Он казался смущенным, что было странно при его мужественном усатом лице и седых висках. Генерал сел к камину и взялся раскуривать сигару, чтобы скрыть смущение. Наконец он заговорил:
– Верно, я вам обязан избавлением от дорогого родственника? Я не ошибаюсь, именно вы повлияли на решение моей жены?
Вера не знала, что отвечать. Она вовсе не намеревалась выдавать генеральшу.
– Вы слишком лестного мнения о моих возможностях, сударь, – пробормотала наконец растерявшаяся девушка.
– Ну полно. Не желаете говорить, воля ваша. Только я знаю жену и этого прохвоста, потому хочу выразить вам искреннюю признательность.
Он помолчал, затягиваясь дымом, глаза его подозрительно блестели. Вера с тревогой ждала продолжения. В том, что оно последует, она не сомневалась.
– Еще я должен поблагодарить вас за детей. С вами они ожили, перестали плакать о Маше. Я весьма доволен вашим появлением в моем доме…
– Благодарю вас, сударь, – пролепетала гувернантка, чувствуя, что и этим беседа не исчерпывается.
Так и вышло. Генерал переставил на столе безделушки и письменные принадлежности, готовясь к следующему вопросу.
– Кто ваши родители?
Вера вздрогнула. Она вспомнила придуманную историю, по которой она приходилась племянницей Агафье Васильевне.
– Я их не знаю, сударь. Я была вовсе мала, когда их лишилась.
– Однако у вас есть опекуны, родственники? – настаивал генерал. – Что они рассказывали вам о родителях? Кто они были?
Вера силилась что-нибудь придумать, но поневоле сказала правду:
– Я воспитывалась у добрых людей, меня многому научили. Я знаю, что у меня есть опекун. Но никогда его не видела, поэтому о родителях мне некому было рассказывать.
– Однако здесь у вас есть тетка? Родная?
Вера опустила глаза под пристальным взглядом Будкевича.
– Весьма дальняя родственница, – с трудом солгала она.
– Она ничего не знает о ваших родителях? – удивился Константин Яковлевич.
– Знает, что они умерли, когда я была младенцем. Я воспитывалась в Коноплеве, после в Москве.
– Однако странно… – загадочно произнес генерал и умолк, погрузившись в размышления.
Воспользовавшись моментом, Вера поднялась с кресла:
– Позвольте мне уйти. Коля иногда плачет во сне…
– Один момент! – остановил ее генерал. – Утверждать не берусь, но, сдается мне, я знал вашу матушку.
Девушка невольно ахнула и осела в кресле.
Глава 4
Неожиданная встреча
Руки генерала дрожали, когда он доставал из ящика новую сигару.
– Кто же была моя мать? – задала Вера мучивший ее вопрос.
Она страстно желала и в то же время боялась услышать ответ. Константин Яковлевич затянулся дымом и заговорил:
– Повторяю, что мое утверждение бездоказательно, оно основывается всего лишь на одном факте: на вашем изумительном сходстве. Когда я увидел вас впервые, то подумал, что схожу с ума. Она была столь же прекрасна: эти прекрасные темные волосы, нежное белое личико с огромными глазами, стройная шейка… Если бы с тех пор не минуло пятнадцати лет, я бы вполне обманулся. Однако она была старше, горести и печали иссушили ее душу и затуманили ясный взгляд. Она много страдала… Эту женщину звали Анастасией.
– Анастасия! – вскрикнула Вера, в изрядном волнении подскочив на кресле.
Она едва не выпалила, что однажды в ней уже увидели сходство с Анастасией, но вовремя остановилась. Тогда ей пришлось бы рассказать о театре, а это не вписывалось в придуманную историю.
– Но отчего вы думаете, что она мне мать? Разве у нее были дети? – только и спросила Вера.
– Так вы все же знаете что-то об Анастасии? – ответил вопросом на вопрос генерал.
Девушка в растерянности умолкла.
– Добро, послушайте тогда мою историю, – мягко предложил Будкевич, – а после, если пожелаете, расскажете свою. – И он начал свое повествование: – В ту пору я не был в отставке, покойная супруга моя была еще жива. Однажды дела службы задержали меня, и я возвращался домой поздно вечером. Проезжая по мосту через Фонтанку, возле самых перил я заметил одинокий женский силуэт. Что-то настораживающее было в неподвижности и опасной близости к краю этой хрупкой фигуры. Велев кучеру остановиться, я выбрался из экипажа и тихо приблизился к женщине. Была летняя белая ночь, светло как днем, и я вполне разглядел незнакомку. Она была одета в черное глухое платье, волосы убраны просто, на пробор. Ни шляпки, ни зонтика не было при ней. Женщина ничего не слышала и не видела вокруг. Она пристально смотрела в темную воду. По щекам ее текли слезы, но она не пыталась их отереть. Казалось, движущийся
