Вольского.
«Так и должно быть, все правильно», – отозвалось глубоко внутри ее замутненного сознания.
– Ангел мой, – страстно шептал охрипшим голосом Вольский.
Он не спешил, желая отодвинуть последнее чувственное исступление и дать Вере возможность разделить это мгновение. Он был ласков и осторожен, бережно прикасался к затаенным уголкам ее тела. Вера обезумела. Она хватала ртом воздух, будто искала дыхания его целительных уст. Искала и находила, невольно отмечая мягкость и сладость этих искусных губ. Они целовались вечность, но не пресыщались, чувствуя все большую жажду. Все самые обольстительные грезы и мечтания Веры воплотились наконец. Она ничего не боялась, хотя некоторые открытия вполне могли испугать ее прежнюю. Разумность, мудрость, естественность совершающегося дали юной любовнице бесстрашие.
– Что ты со мной делаешь? – стонал Вольский. – Не спеши, любовь моя, у нас все впереди…
Тогда Вера принималась исследовать тело любимого, нежно лаская, любуясь его мужским совершенством и силой. Все в нем, казалось, было создано только для Веры.
– Сжалься, – шептал в безумии Андрей, – я погибаю…
И ей тоже казалось, что сердце не выдержит, разорвется от переполняющих его чувств, но страстная волна накрыла ее с головой и унесла наконец к невыносимому блаженству, в котором терялась боль первого соития.
Вера с испугом смотрела на бездвижное тело возлюбленного. «Что, если он и впрямь умер?» Она трепетно склонилась к груди Андрея и услышала сильные толчки живого и страстного сердца. Наведавшись за ширму, где стоял кувшин с водой, девушка вернулась к нагому, обессиленному Андрею и прикрыла его простыней.
– Святые угодники! – пробормотал Вольский, не открывая глаз. – Неужто такое бывает со смертными? Или я уже там, в блаженной стране?
Вера стыдливо улыбнулась.
– Верно, совестно быть такой счастливой? – спросила она себя вслух.
– Совестно быть несчастным, – лениво проговорил Вольский. – Уж я это знаю не понаслышке.
– Мне страшно! – Вера опять приникла к груди Вольского, на которой блестел нательный крестик.
– Чего же, ангел мой?
– Что все это сон. Я скоро проснусь, и ты исчезнешь…
– Обычно исчезаешь ты, ускользаешь незаметно, оставляя меня умирать от одиночества.
– Прости, теперь никогда, никогда…
Вольский наконец открыл глаза, и столько в них было нежности, страсти и любви, что у Веры захватило дух и к горлу подступили слезы.
– Веришь ли, мой ангел, приехал отвоевывать у матушки Варварино, чтобы жениться на тебе наконец, а тут такие дела творятся. Видит Бог, не ожидал… Матушка мне все рассказала.
Вольский ласково потрепал затылок Веры. Она вновь приникла к нему, словно страшилась, что их разлучат.
– Дай, думаю, запру тебя в Варварине, чтобы опять от меня не сбежала.
– А как же Алена? – вскинулась вдруг княжна.
– Ну, в Алене теперь нужды не будет, – небрежно заметил ее будущий супруг.
– Да, разумеется… – растерянно пролепетала Вера.
Вольский вопросительно глянул на нее и громко расхохотался:
– Ты что думаешь, Вера? Полно, это фантазии. Послушай. Когда я поселился в Варварине, то был все равно что больной. От меня прятали ружья, веревки. Вот Алена и ходила за мной, как за недужным младенцем. Это у нее в привычку вошло, больно всех перепугал я тогда. До деревни дошли кое-какие слухи. Они полагали, что это матушка довела меня до душевного расстройства.
Вере сделалось весело, так весело, что хотелось прыгать, смеяться, дурачиться. Андрей ласково смотрел на раскрасневшуюся невесту.
– Я не чаял, – вдруг тихо сказал он, – что смогу опять любить… Благодарю тебя, Господи.
Вера в умилении припала к его губам, и снова повторилось сладкое безумие. Уснули они на рассвете и не видели, как выглянуло терпкое августовское солнце и высушило влагу. На Тверской бульвар вышли няньки с детьми, дамы с собачками и без собачек усаживались на скамейках, угощались мороженым и конфетами, и все прибывали новые гуляющие.
Дуня несколько раз подходила к дверям Вериной спальни и прислушивалась с загадочным видом. Все было тихо. Наконец Вера проснулась. Еще не открыв глаза, она вспомнила все, и сердце вновь забилось, и румянец выступил на сонном личике. С неизъяснимым блаженством юная княжна полюбовалась на крепко спящего Андрея. «Пусть спит. Он, верно, умаялся в дороге».
Накинув воздушный пеньюар, Вера подошла к окну и раздвинула портьеры. Все тело ее звенело и пело, даже сладкая боль в нем была приятна и напоминала о счастливейшей из ночей. В дверь тихо поскреблись. Вера оглянулась на кровать, где в безмятежном, здоровом сне раскинулся ее будущий супруг, и выглянула в коридор. Возле двери топталась Дуня. Она лукаво оглядела госпожу, отчего та невольно заалелась.
– Что тебе, Дуня?
– Там спрашивают вас. Мужик какой-то.
– Что за мужик? Зачем?
– Купцом сказывается.
«Этого недоставало!» – испугалась Вера и невольно оглянулась на дверь.
– Что ему надобно?
– Просит вас позвать, сказывает, дело к вам.
– Проведи его в гостиную, я скоро буду.
Она тихо прокралась в комнату, где спал ее возлюбленный, невольно восхитилась его красотой и вновь ощутила невероятный прилив счастья. Однако чтобы счастье сие не омрачилось, следовало поскорее спровадить этого нахального гостя. Путаясь в юбках и шнурках, юная княжна наспех оделась и полетела в гостиную.
В ноги ей чуть не с порога бухнулся светло-русый бородач в русском платье. Дуня с любопытством глазела в щель двери, но Вера порскнула, и ее вмиг смело оттуда.
– Матушка, Вера Федоровна! Не побрезгуйте, примите к празднику.
– Егор Власьевич, немедленно встаньте! – приказала Вера.
Она никак не могла понять, что Прошкин сует ей в руки.
Он поднялся наконец, а Вера невольно открыла шкатулку и ахнула: перед ней сияла огнями чудесная бриллиантовая диадема. Та самая, что пропала с Бурковским.
– Нет! Немедленно уберите это! – вскрикнула испуганная княжна и отпихнула от себя шкатулку. – Егор Власьевич, я вам благодарна, только не надо, ради Христа, никаких подарков! Заберите и уходите, умоляю вас! Мой жених здесь, а ну как увидит вас.
Прошкин поскреб затылок:
– А, понимаем, понимаем. Так вы замуж выходите? Ну и диадемку-то наденьте на свадьбу.
– Нет, – твердо ответила Вера. – И вам надобно жениться, Егор Власьевич. Вы человек богатый, молодой, красивый, отчего вы не женитесь?
Купец глубоко вздохнул:
– Вестимо, отчего… Да теперь уж… – Он безнадежно махнул рукой. – А то и женюсь! Ой, женюсь!
Он отчаянно тряхнул картузом, зажатым в руке.
– Вера, кто сей антик? – услышала вдруг юная княжна и испугалась так, что побледнела.
Испугалась, что ее счастье в одночасье рухнет. Она застыла, не зная, что ответить Андрею. Вольский, облаченный в какой-то ваточный халат, вошел в гостиную и, свободно устроившись в креслах, стал бесцеремонно разглядывать Проплата. Нашелся сам Егор Власьевич. Он низко поклонился и промолвил:
– Прошкины мы. Второй гильдии купцы. Поклон привез от матушки Веры Федоровны. Из Слепнева, от Свечиной Марьи Степановны. Очень они радуются за барышню. – Повернувшись к Вере, он еще раз низко поклонился: – Бывайте, барышня. Просьбу выполнил, пора и по делам. Прощевайте, счастья вам.
Пряча за спиной шкатулку и продолжая кланяться, Прошкин выдвинулся в переднюю, а потом и на улицу. Вера перевела дух. Только теперь она поняла, как ей было страшно. Вольский протянул руку и
