– Ну как? – поинтересовался Андрей, зачерпнув ложкой такой кус, что он еле убрался в рот. – Не очень остро?
– В самый раз, – заверила Каролина, но сама еле отдышалась – так было наперчено. – Мне нравится…
На самом деле яичница ей совершенно не нравилась, как и поведение Андрея. Да, он купил для нее машину, да, он приготовил завтрак, да, беседует с ней о милых пустяках типа бабушкиных супов. Но почему он сел не рядом, а напротив? Почему он, как приехал, ни разу ее не обнял, не поцеловал? Почему не сказал «Сегодня ночью было здорово!»? Ведь он должен понимать, что она ждет хоть какого-то действия – касания, слова, взгляда! Но не дружеского – касания, слова, взгляда, – а интимного, нежного, благодарного и обещающего одновременно…
«Ну скажи. Скажи что-нибудь! – мысленно молила Каролина. – Пусть это будет пошлость типа: „А ты горячая штучка!“ Или вранье на тему: „с другими было не так хорошо“… Скажи, скажи, скажи хоть что- нибудь… Только, пожалуйста, не надо больше о яичнице!»
– Знала бы ты, какой омлет делает наш повар Жиль! – не внял ее мысленным мольбам Андрей. – Нежный, воздушный! С мелко пошинкованными грибочками и белыми сухариками… – Он причмокнул. – Никогда такой вкуснятины не ел!
– А мне твоя яичница нравится! – Каролина задушила в себе глупую бабью обиду и как ни в чем не бывало прочирикала: – Даже не подозревала, что ты можешь взять и сварганить завтрак! С плитой и фартуком ты у меня совсем не ассоциируешься…
– Я пятнадцать лет у нее не стоял. Самое большее, что я делаю – это грею готовый ужин в микроволновке… – Он схватил кусок колбасы, закинул его в рот, смачно прожевал. – Веришь, я не знаю, как варить рис. Не говоря уже о таком сложном блюде, как гуляш или запеканка… Я и представить не могу, как это приготовить!
– Но вы же, кавказцы, отличные кулинары…
– Лентяи мы отличные! У нас все женщины делают – сначала матери, потом жены! Мужики только шашлык по праздникам готовят… Вот взять, например, мою семью. Во сколько бы отец ни возвращался домой, мама должна была накормить его… Если он приходил с друзьями, она так же радушно была обязана приветить и их. Если спишь – вставай. Нечем угостить – беги в магазин, покупай. Если не приготовлено – несись к плите, вари. Ты хозяйка – это твоя обязанность… – Андрей хлебнул сока прямо из бутыли, после чего передал ее Каролине. – Моя мама русская, воспитанная совсем в других традициях, но и она подчинялась. Да и попробовала бы не подчиниться – бабушка ей бы устроила!
– Бабушка жила с вами?
– Да! Она была главой семьи… У нас вообще матриархат царил.
– И это ты называешь матриархатом? – чуть не поперхнулась Каролина. – Прислуживание мужикам?
– Мама с бабушкой из отца веревки вили, а моя сестра Марианна от них не отставала. Он делал все, что они просили. А в благодарность за это женщины Карэна Караяна изображали покорность. Давали понять отцу, что он главный… Согласись, когда муж выполняет все капризы, можно раз в месяц и приветить его друзей…
Каролина хотела расспросить Андрея о семье, но внутреннее чутье ей подсказывало, что этого делать не стоит. Что-то с женщинами семьи Караян произошло – что-то нехорошее! – раз Андрей с отцом живут вдвоем. Уж не несчастье ли какое типа автокатастрофы? Или все гораздо прозаичнее, и мать Андрея просто ушла от мужа к другому мужчине, забрав с собой дочь, а бабушка от старости скончалась?
– Да, я совсем забыл сказать! – Андрей спешно прожевал кусок тунца и промокнул рот салфеткой. – Тебе удивительно идет это платье… Очаровательно выглядишь…
Каролина в ответ лишь кивнула – «спасибо» говорить глупо, «я знаю» еще глупее, а «я ждала от тебя совсем других слов» просто идиотизм.
– Но вы совсем с сестрой не похожи… – продолжал он. – Как будто и не родные.
– В детстве нас было не отличить.
– А мы с Марианной и в детстве были разными. Она на мальчика походила, я на девочку. Я лет в семь все младенческие фотографии порвал – так мне не нравилась своя девчачья физиономия…
– Ты наверняка был очень хорошеньким…
– Да уж. Просто как кукла. Меня принимали за девчушку и задаривали пупсами.
– Когда же ты возмужал?
– Лет в двенадцать. Когда поперли усы и прыщики…
– У тебя были прыщики?
– Ты так удивляешься, будто я признался в том, что раньше у меня был игуаний хвост! – Андрей сдул волосы со лба. Оказалось, под челкой у него маленький шрамик. – Да, я цвел, как и все подростки, до той поры, пока меня не сделали мужчиной… Потом все прошло…
– Откуда у тебя этот шрам? – Каролина коснулась его лба – ей так хотелось еще раз дотронуться до его кожи.
– Это мы с Марианной в детстве подрались – она меня камнем по тыкве долбанула, чтобы я не ломал ее песчаных замков…
– А мы с Дашей совсем не ссорились. Только иногда я на нее дулась за то, что она воровала у меня сладости… – Каролина отложила вилку, подперла подбородок кулаком и начала вспоминать: – Мама выдавала нам одинаковое количество конфет, но сестра съедала их зараз, а я растягивала удовольствие, и когда у Дашки оставались лишь фантики, у меня была целая горсть карамели. И так каждый день. В итоге недели через две у меня накапливался целый мешок, который я прятала, но она его всегда находила. Обнаружив конфеты, Дашка таскала по паре штук, думая, что я не замечаю… Она же не знала, что я, перед тем как запрятать конфеты, несколько раз их пересчитывала…
Всегда, вспоминая об этом, Каролина немного смущалась. Ей казалось, что складировать, а тем более пересчитывать конфеты глупо и стыдно. Сидя в углу перед горой карамели, она видела себя эдаким Кощеем, который «над златом чахнет». Но вместо злата у нее были конфеты, вафли и маленькие пачки с печеньем «Южная ночь». Именно поэтому в детстве она не жаловалась маме на сестру, именно поэтому, уже повзрослев и перестав заначивать сладости, она никому в свом детском «грехе» не признавалась. Никому до Андрея…
– А я сигареты прятал. Таскал у отца по одной. Потом, когда он пачку выкидывал, доставал ее из ведра, засовывал туда сигареты и продавал…
– Но она же была незапечатанная!
– В те годы даже «бычки» покупали! Банками! В стране был дефицит сигарет, тем более хороших. А мой отец курил только хорошие… – Он рассмеялся. – Я тогда на отличный мотоциклетный шлем себе заработал…
Он хотел еще что-то рассказать, но тут у него затренькал сотовый. Ее сотовый. Андрей выудил его из кармана, глянул на дисплей.
– Это я напоминание себе поставил, чтобы телефон тебе вернуть! Спасибо, что дала попользоваться.
– Если он тебе еще нужен…
– Я свой подзарядил, так что…
Он выключил аппарат, перевернул его, собрался снять заднюю панель, чтобы вытащить свою сим- карту, но тут телефон разразился маршем Тореадора, и Андрею пришлось ответить. По-русски он произнес только «Алло», все остальное по-армянски, и, естественно, Каролина ничего не поняла (вернее, поняла одно – ей пора учить этот язык), но, судя по лицу Андрея, разговор был серьезным. Закончился он довольно быстро – она не успела разделаться с куском колбасы, – и сразу же Андрей начал вытирать рот салфеткой, что говорило о его желании незамедлительно закончить трапезу.
– Мы уже едем в «Форточку»? – по-своему расценила его поведение Каролина.
– Поездку придется отложить, – с сожалением ответил Андрей.
– Почему?
– Хан просит меня подъехать в одно место… Прямо сейчас. – Он схватил бутыль с соком, приложился к горлышку и, не прекращая пить, стал подниматься из-за стола. – Я возьму твою машину, ладно? До «Готики» хотя бы доеду. А там мой «Мерседес» – Гурген его уже пригнал со стоянки аэропорта…
