отдалении сверкнул ярче других крохотный огненный язычок.
— Так я уже никогда не попаду на землю? — еле слышно прошептал Юра. Сонин дедушка сурово взглянул на него.
— Вот что я скажу вам, молодой человек. Если вы слабый щенок или котенок, то привязанный к шее камень безжалостно потянет вас на дно реки, и вы от этого никакой пользы не получите, один вред. Но опытному пловцу камень поможет нырнуть на дно лагуны и найти драгоценную жемчужину.
Память о земле — это груз. Камень. Если вы очень захотите, то попадете туда довольно быстро. Не торопитесь! Забудьте о земле
— Света, почему ты молчишь? Кажется, я о чем-то спросил тебя.
Невропатолог по-прежнему шуршал исписанными беглым почерком страничками и даже не взглянул в широко раскрытые глазки девочки.
— Вспомнила... — прошептала она, не вполне еще опомнившись после всего увиденного. Доктор все же взглянул на девочку, удивленный не совсем обычным тоном ее голоса.
— Что вспомнила? Тот сон?
Действительно,
Видение, слишком сложное для неразвитого детского сознания, уже распалось на куски подобно разбившейся об пол тарелке и исчезало фрагмент за фрагментом.
— Да, сон, — пробормотала Света, но неожиданно вытянув вперед руку, указала на карточку и выпалила: — Ставская Софья двадцать четвертого ученица десятого Жадановского сорок один квартира одиннадцать!
Врач взял со стола карточку, пробежал глазами надпись, рассмеялся и принялся журить девочку:
— Ай-я-яй, нехорошо читать чужие документы. Да еще с какими ошибками! Ай-я-яй!
Он сунул карточку прямо в руки покрасневшей Свете.
— Во-первых, год рождения не двадцать четвертый, а
Врач изобразил на лице строгость. Света убедилась в справедливости его слов, перечитав надпись, и с грустью подумала, что может и не выиграть лимонное пирожное.
— А что, ты знаешь эту Софью Ставскую? — полюбопытствовал невропатолог.
— Нет-нет. И сны мне больше не снятся, — поспешно заверила его девочка. Доктор хмыкнул, вернулся за стол и сказал:
— Ладно, Света, тогда до свидания. И пригласи следующего.
Идя по коридору, девочка пыталась понять, что заставило ее солгать доктору насчет снов. И кто такие на самом деле эти Юра, Соня и все прочие, кого она уже и не помнила хорошенько.
Духов день
В гостиной было шумно и до того накурено, что сизые пелены едкого табачного дыма казались беспорядочно развешанными тюлевыми занавесками, которые лениво колыхали случайные слабенькие токи воздуха. Света с трудом протиснулась между сервантом и стулом, на котором развалился ковыряющийся в зубах дядя Слава, и подошла к отцу.
- Па-ап... Папка! Пойдем домой.
Отец внимательно посмотрел на нее и громко сказал дяде Яше:
- Рыжий! Ты мою доцю видел?
Дядя Яша оборвал разглагольствования на тему оставшейся в нежно-голубом прошлом школьной жизни и заверил папу:
- Да видел, видел, конечно, видел. Ты еще вчера нас знакомил... Слушай, Жора, какая она у тебя большая! Черт, одиннадцать лет! Это у нас уже такие дети! Вот время летит...
- Ага, летит. А между прочим у меня из класса, из пацанов то есть, у первого ребенок родился, - похвастался отец.
- Как так у первого? Мы же первого у Алика с Нелькой обмывали! - возразил дядя Яша и хлопнул ладонью по столу, от чего его рюмка опрокинулась, обильно полив водкой объедки в тарелке. - Нелька, конечно, женщина, но все же Алик первый стал отцом.
- Нет, я, - не сдался папа и позвал, перекрывая всеобщий галдеж и перегнувшись через стол: - Нель! Неля! Это у вас с Алькой раньше ребенок родился или у меня?
Света не расслышала, что ответила тетя Неля. Отец во всяком случае остался недоволен, потому что побагровел и принялся выкрикивать имя дяди Алика. Свете это надоело. Она дернула его за рукав пиджака и повторила:
- Папка, ну пошли! Вечером “Кабачок “Тринадцать стульев” будет. Я хочу пани Монику посмотреть.
Отец опустился на стул, нежно взял ее за затылок, прижавшись вспотевшим лбом к ее лбу дохнул ароматом “Столичной” и прошептал:
- Светка, а, Светка! Ну какая же ты настырная! Вся в меня. Слушай сюда, доця. Пятнадцать лет, понимаешь ты:
Отец наморщил лоб и замотал головой.
- А мне скучно! - настаивала Света. - Пошли. И вдруг там еще будет пан Цыпа!
- Бр-р-р, не порти мне настроение! Не порти. Все, - папа замахал руками. - Я тебя больше никогда, ни-ког-да вот не буду брать на наши рандеву, договорились? А сейчас пожалуйста, Светка! Светик, а? Ну пойди, посиди где-нибудь. Почитай там или я не знаю что. Займись в общем. Мы только вот допьем, дольем, - он посмотрел на опрокинутую рюмку дяди Яши, саркастически хмыкнул и докончил: - Примем кофе с тортиком и пойдем на улицу. А, Светик? Хошь тортика?
- Ладно уж, - уступила девочка.
- Вот и хорошо! Вот и молодец! - обрадовался папа. - Эй, Рит!
Тетя Рита поставила на стол стопку грязных тарелок, вытерла руки передником и подошла к ним.
- Ри-ит, отведи мою куда-нибудь, где не курят, а то здесь не продыхнуть, ей-богу. Ладно? - попросил отец и не удержался от вопроса, который задавал всем подряд: - А какая у меня уже девчонка вымахала, видела?
- Еще вчера видела, - подтвердила тетя Рита, и придерживая Свету за плечи (спасибо, за ручку не взяла, словно маленькую! А то противный дядя Слава так сегодня и сделал) выпроводила из комнаты. В коридоре Аня с Петей игрались самолетиками. Тетя Рита позвала своего старшего сына Ростика и поручила Свету его заботам.
Мальчик отвел ее в свою комнату, молча вытащил пачку старых “Пионеров” и немедленно ушел. Кажется, они вместе с сыном тети Ларисы что-то затевали, а потому Ростику было не до девчонки.
Впрочем, Света не обиделась. В журнале она нашла “Маленькую Бабу Ягу” Отфрида Пройслера и вспомнила, что когда-то выпрашивала у Ирки Войтенко (с которой до сих пор дружила несмотря на то, что училась уже в другой школе) эту сказку. Однако Иркины родители строго-настрого запретили ей выносить