полутьме.
Прыгая через ступени, ему показалось, что слышит еще чьи-то шаги на лестнице, но и это он решил игнорировать, Естественно, парадная дверь оказалась заперта, но на нее он особо и не рассчитывал. Торопливо сориентировавшись в темном пространстве, Нортон двинулся по коридору мимо столовой, кухни, кладовки в сторону кабинета. В доме было холодно, но он обливался потом – больше от нервного возбуждения, чем от страха. Если бы знать, где спят Дэниэл, Сторми и Лори, он попробовал бы их разбудить, но сомневался, что имеет достаточно времени на разыскания. Дом слишком велик, а это слишком хорошая возможность, чтобы пренебречь ею.
Он может вернуться за ними потом, постараться спасти их.
Спасти их? Кого он обманывает?
Полнейшая чушь, и он сам это прекрасно понимает. Главным и единственным стимулом его действий была элементарная трусость; несмотря на все его высоконравственные заявления, на все напыщенные речи по поводу необходимости жертвовать личными интересами ради высоких целей, когда дошло до дела, он оказался таким же, как все. Обыкновенным нацистом. Стремящимся спасти собственную задницу за счет других. Любой ценой.
Он ускорил шаги.
Он играл роль адвоката дьявола, принял сторону Биллингса, защищал изложенные им цели Дома, утверждал, что им необходимо смиренно принять выпавший жребий, согласиться с той ролью, которая предназначена им судьбой, поскольку они избраны для выполнения ответственной задачи – не просто спасти мир, но сохранить структурную целостность всей вселенной. Было ли это элементарным умствованием, стремлением извлечь максимум добра из безнадежной ситуации? Нет, он так не думал. Он верил в то, что отстаивал. В основном. Но в то же время должен был признать, что перспектива побега, перспектива реальной возможности вырваться из этой тюрьмы в данный момент переполняла его таким радостным чувством надежды, которого он не испытывал... много лет.
А может, и никогда.
Свободу начинаешь ценить гораздо больше, когда ее у тебя отнимают.
Он остановился перед кабинетом. Дверь была открыта; из окна виднелись огни близлежащей фермы.
Словно гигантский груз свалился с плеч.
Он торопливо вошел в кабинет, забыв включить свет. Дверь, через которую он проходил раньше, оказалась заперта, но в окна по-прежнему были видны огни и стога сена, синеющие в лунном свете. Он помнил, что рассказывал Сторми о своей попытке разбить стекло, окончившейся ничем, но решил попробовать еще раз. Он огляделся в поисках чего-нибудь поувесистей. На глаза попался трехногий столик рядом с высоким кожаным креслом. На столике стояла массивная пепельница. Взяв ее в руку, он размахнулся и что было сил швырнул в окно.
Пепельница исчезла и в тот же миг снова появилась на столе.
После этого он схватил стол. Пепельница свалилась на пол. Подойдя с ним к окну, он встал потверже и, держа стол за ножки, со всего маху врезал столешницей по стеклу. И ощутил сильную дрожь, которая передалась от субстанции, заменяющей окно, через ножки стола по всему телу.
Часть стола, исчезнувшая в окне, вернулась на свое место – к креслу.
В окне по-прежнему можно было видеть ночное небо Айовы, синие стога, огни соседней фермы, только все было каким-то зыбким, нерезким, словно стекло смазали вазелином. Ножки стола и один его угол по- прежнему находились в комнате, но продолжения не было, и он разжал пальцы. Остаток стола мгновенно утонул в окне и в тот же миг целиком вернулся на свое прежнее место.
Нортон пал духом. Значит, это мираж, иллюзия. За окном – не Айова. И у него нет никакой возможности выбраться из этого Дома наружу и вернуться в Окдэйл.
Он отвернулся от окна. В кабинете появились новые тени, которых не было раньше, – некие сгустки темноты без определенных очертаний. Он чувствовал, что они следят за ним. Одна – с книжного шкафа. Другая – с камина. Третья – из-под стола. Они двигались, меняли позиции, меняли форму.
Нечто прошмыгнуло рядом, прикоснувшись к ногам.
Он почувствовал колючие жесткие волоски.
И инстинктивно дернулся, невероятным усилием воли подавив испуганный вопль.
Зажегся свет.
На пороге стоял Биллингс.
Дворецкий улыбался. От этой улыбки Нортон попятился. В груди закололо так, что мелькнула мысль о возможности сердечного приступа.
Что было бы, может, и к лучшему.
– Дверь заперта? – поинтересовался Биллингс. Нортон молча уставился на него.
– Странно. В такой час этого не должно быть, – обыденным тоном произнес Биллингс, достал из кармана связку ключей, нашел нужный, воткнул его в замочную скважину, повернул и убрал ключи обратно в карман.
– Открыто, – объявил он, жестом показывая на дверь.
Нортон не шевельнулся. Это уловка. Несомненно.
Биллингс улыбался.
Нортон покосился по сторонам, шагнул вперед, взялся за ручку. Ручка повернулась.
Он распахнул дверь. В лицо ударил свежий прохладный ночной воздух с запахом свежевспаханной земли.
