– Может быть.
Он пожал плечами.
– Но ты так не думаешь.
Он снова посмотрел на меня:
– Нет, я так не думаю.
– А мы вернуться собираемся хоть когда-нибудь?
– Ага, – ответил он. – Скоро. Я думаю, все должно было уже затихнуть. Через месяц-другой будет уже безопасно.
Мы пошли вдоль перил туда, куда скрылись наши товарищи. Шагая по земляным ступенькам, я посмотрел на Филиппа.
– Слушай, вот твой дом... – начал я.
– Да?
– Это был дом твоей матери?
– Нет, мой. Я его купил.
– Тогда извини. Просто у него такой вид, что он мог бы быть домом твоих родителей. Наступила пауза.
– А где твоя мать? – спросил я.
– Не знаю.
– Ладно, а когда ты последний раз ее видел?
– Не знаю.
– А отец?
– Я не хочу об этом говорить.
Дальше мы пошли молча, только гравий тропы поскрипывал под ногами, да иногда доносился дальний птичий крик.
– Я – Незаметный, – сказал Филипп. – И ты – Незаметный. И такими мы были всегда. Не ищи ответов в детстве или в семье. Их там нет.
Я кивнул и ничего не сказал.
Впереди на тропе показались наши товарищи, и мы поспешили их догнать.
К нашей группе добавились два новичка.
Пола мы подобрали в Йосемите по дороге домой. Он стоял на мостках под водопадом, голый, как олень, и орал ругательства во всю глотку. Через мостки шел постоянный поток туристов, разглядывающих и фотографирующих водопад. Люди из других штатов, других стран. Англичане, немцы, японцы.
А Пол стоял посередине, и член с яйцами у него болтались при каждом его прыжке. И орал ругательства.
Мы постояли минуту у начала моста, глядя на него.
– Забавно, – сказал Филипп. – Они на него налетают, а он им в уши орет, а они все равно его не видят.
Стив и Билл ржали. Будто никогда в жизни не видели ничего смешнее.
А мне это казалось нереальным, будто я смотрю фильм Дэвида Линча. Человек стоял на мосту, голый и вполне видимый, а туристы в шортах шли мимо, налетали на него, не замечая, даже иногда небрежно отодвигали в сторону, чтобы не закрывал кадр. Шум водопада оглушал, не давая разговаривать, но что странно, в унисон с движением рта голого доносилось одно и то же явно слышимое непристойное слово.
Это был очевидный крик о помощи, отчаянная мольба доведенного до крайности человека, чтобы его заметили, и я подумал, что если бы мы все не нашли друг друга, если бы террористы не собрались вместе, это мог бы быть любой из нас.
– Он свихнулся, – сказал Джеймс. Кажется, он тоже понял серьезность ситуации. – Он свихнулся окончательно.
Я кивнул.
– Нет, – сказал Филипп.
Он пошел с потоком туристов на мост и подошел к этому человеку. Он заговорил с ним, сказав что-то, чего мы не расслышали. И тут же человек перестал вопить и заплакал, всхлипывая и смеясь одновременно. Он обнял Филиппа, и все тело его трясло.
Филипп увел его с моста.
Человек вытер слезы руками, вытер нос о то место, где мог бы быть рукав, и тут он увидел нас. Он посмотрел на нас на всех по очереди, и тут на его лице появилось понимание.
– Вы что... все Незаметные?
Мы кивнули.
Человек упал на колени, снова заплакал, выкрикивая между всхлипами: «Слава Богу!»
– Ты не одинок, – сказал ему Филипп, кладя ему руку на плечо. Человек поднял глаза. – Его зовут Пол, – обратился к нам Филипп.
Пол не свихнулся, как подумали было мы с Джеймсом. Ему действительно не просто было приспособиться – он уже слишком давно был один, – но когда мы вернулись в Южную Калифорнию, он уже совсем оправился.
Нашего второго рекрута мы нашли, когда вернулись в округ Орандж.
В первый раз мы его увидели в торговом ряду Бри где-то через неделю после возвращения. Он сидел на полу возле полок книжного магазина и читал «Пентхауз». Он был молод, не старше девятнадцати или двадцати, одет он был в футболку и джинсы, а длинные волосы были связаны в пучок на затылке. Мы шли за едой, когда Филипп его заметил и вдруг остановился. Не заходя в магазин, он смотрел на этого человека, явно замечающего наше присутствие: он поднял глаза и стал смотреть на нас.
– Еще один, – сказал Филипп. – Посмотрим, на какой он стадии. – Он велел остальным идти дальше, а меня попросил остаться с ним. – Встретимся через полчаса в продуктовом.
Как только остальные ушли, Филипп вошел в магазин, подошел к стойке журналов и взял номер «Пипл». Молодой человек в панике засунул свой «Пентхауз» обратно на полку и выбежал.
– Вот такой и ты был сначала, – сказал Филипп, откладывая журнал. – Пошли. Проследим за ним.
Это оказалось неожиданно легко. Он пытался ускользнуть от нас почти как персонаж мультфильма. Быстро протискиваясь сквозь толпу покупателей, он постоянно оглядывался через плечо – не идем ли мы за ним, он прятался за парочками и группами подростков и тут же выглядывал, не видим ли мы его.
Я должен признать, что сам его страх дал мне щекочущее нервы ощущение силы, собственной значимости и превосходства. Я шел по рядам уверенно, с гипертрофированной оценкой собственного авторитета, и сам себе казался персонажем Арнольда Шварценеггера, медленно и неуклонно идущего по следам врага.
– Он еще не прошел инициации, – сказал Филипп, пока мы шли за парнем через «Зирс». – Он еще не стал одним из нас.
– Инициации?
– Он еще не убил.
Человек выскочил из «Зирса» и побежал по первому пролету автостоянки. Я чуть не побежал за ним, но Филипп остановил меня протянутой поперек груди рукой:
– Не надо. Ты его не поймаешь. Лучше постарайся запомнить его машину.
Мы стояли на тротуаре перед магазином. Человек нырнул между двумя машинами примерно в середине пролета, и через секунду желтый «Фольксваген»-жук выехал оттуда.
– Он проедет мимо нас, – сказал Филипп. – Он хочет нас увидеть. Постарайся запомнить номер.
И точно, вместо того чтобы выехать в другую сторону пролета, он промчался мимо нас. За секунду до поворота я увидел за ветровым стеклом глядящие на меня дикие глаза из-под широкого лба.
И он исчез.
– Ты запомнил номер?
– Частично, – ответил я. – ПТЛ-что-то. Кажется, следующая цифра – пять, но не уверен. Точно не шесть.
– Довольно близко. Я заметил у него на бампере наклейку парковки Фуллертон-колледжа. Найти на
