где чья комната, но пока что кто первый пришел, первый и схватил, и от своих прав я отказываться не собирался.
Как и говорил Тим и как мы уже увидели днем, ванная была великолепна. Сама ванна была утоплена в приподнятом помосте и размером была с джакузи. У ее изголовья на подоконнике толпились комнатные цветы. Матовые стекла выходили на передний двор.
Мне надо было отлить, и должен сказать, что более тихого унитаза я в своей жизни не видел. Вернувшись в спальню, я плюхнулся на кровать. Отлично. Просто здорово. Каждый дом имел свое лицо, мебель и обстановку поставляли разные фирмы, и их названия были написаны на прикрепленных табличках рядом с урнами у входной двери, но они явно собирались произвести на людей как можно лучшее впечатление, и тот слой, на который это впечатление было рассчитано, – это как раз мы.
Очень мне эти дома понравились.
В особенности мой.
И снова что-то где-то стукнуло. Я сел и прислушался. Вроде бы из соседней комнаты. Что за ерунда? Крысы? Водопровод течет? Я встал и улыбнулся при мысли, что надо бы подать жалобу в компанию. Я вышел в холл и сунулся в соседнюю комнату. Это явно должна была быть спальня для девочки. На стене плакаты с балеринами, на белом столике куклы, мягкие игрушки на розовой спинке кровати. Я оглядел комнату, но не увидел ничего, что могло издавать этот звук. Может, где-то в стене между двумя комнатами... Из чулана выпрыгнула женщина. Я вскрикнул и попятился, чуть не полетел, споткнувшись. Она стояла у кровати и глядела на меня настороженно. В ее глазах был гнев, но был еще и страх, и никто из нас не сделал шага навстречу друг другу.
– Кто ты? – спросил я.
– Нет, это ты кто?
Я вдруг понял, что она меня видит. Она меня слышит.
И я присмотрелся пристальнее. Она была старше меня, где-то между тридцатью пятью и сорока, наверное, и, несмотря на дикие глаза и растрепанные волосы, было в ней что-то смиренное, определенная застенчивость. А решительность казалась деланной, агрессивность – искусственной.
– Ты – Незаметная? – спросил я.
– Откуда... откуда ты знаешь это слово?
– Я тоже Незаметный. Мы все Незаметные.
– Все?
– Нас тринадцать. Мы перебрались сюда жить.
Она еще несколько секунд на меня смотрела, потом тяжело села на кровать. И стала смотреть на стену, а я – на нее. Она была привлекательна. Какая-то приятная мягкость была в чертах ее лица, в глазах – очевидная разумность. Губы у нее были темно-красные, не слишком большие и не слишком маленькие, и в чем-то чувственные. Волосы у нее были светло-каштановые, а среднего размера груди – совершенными по форме.
Тянуло ли меня к ней? На самом деле нет. Она была симпатичная, но между этой женщиной и мной не проскочила та искра, которая ударила между мной и Джейн в минуту нашей первой встречи. И все равно в штанах у меня зашевелилось. Так давно я не был наедине с женщиной, не говорил с женщиной, что даже такая встреча мельком меня возбудила.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Мэри.
– Ты здесь живешь?
– Жила. Боюсь, больше уже не живу. Я не знал, что на это ответить, и хотел, чтобы тут со мной был Филипп.
– А ты откуда?
– Отсюда. Из Калифорнии. Коста-Меса.
– Ты здесь одна?
Она бросила на меня подозрительный взгляд:
– А тебе какое дело?
– Я в том смысле, есть здесь еще такие, как ты?
Она медленно покачала головой.
Я подумал, что надо бы предложить ей присоединиться к нам, но я не был уверен, что у меня есть на это полномочия. Это решать Филиппу. Я смотрел на нее, она на меня. Вот так мы и смотрели тупо друг на друга. Это была первая женщина из Незаметных, которую я видел, и тот факт, что они вообще существуют, застал меня совершенно врасплох. Наверное, я полагал, что быть Незаметным – это судьба исключительно мужчин, что намеренно это так сделано или случайно, но стать Незаметным может только человек мужского пола.
Но я был рад, что ошибся. Я уже думал о будущем, когда мы найдем себе подружек, любовниц, жен – для всех нас. Будем жить сравнительно нормальной эмоциональной и половой жизнью с нормальными и счастливыми отношениями.
Да, но какие будут дети? Если Незаметность – явление генетическое, то рецессивный этот ген или доминантный? Могут у нас быть нормальные дети? Или они будут еще хуже нас? Совсем невидимыми?
Все это мелькнуло у меня в голове за краткие мгновения, пока мы глядели друг другу в глаза. Потом она встала, нарушив оцепенение, и пошла к двери.
– Ладно, я, наверное, лучше пойду.
– Подожди! – сказал я.
Она остановилась на полушаге:
– Чего?
– Не уходи.
Она посмотрела на меня со страхом:
– Почему?
– Дай я хотя бы с ними поговорю.
Она шагнула назад и снова села на кровать. И медленно кивнула.
– Я вернусь через несколько минут. Ты подождешь здесь?
– А куда же мне еще деваться?
Я выскочил из комнаты и побежал в дом Филиппа рассказать ему о Мэри.
– Женщина? – с энтузиазмом воскликнул Филипп.
– Женщина? – со страхом повторил Пол.
– Я думаю, это надо обсудить, – сказал я.
– Ты прав, – кивнул Филипп.
Он немедленно послал Тима обойти все дома и собрать всех, и через пару минут мы собрались в гостиной Филиппа. Джон, Джеймс и Томми все еще не вернулись, но остальные собрались все, рассевшись на креслах, диванах и на полу.
Я быстро рассказал, как нашел Мэри в чулане, и о нашей короткой беседе.
– Она здесь живет? – спросил Филипп.
– Похоже на то.
Он обернулся к Тиму:
– И ты ее никогда не видел?
Тим покачал головой. Последовала быстрая дискуссия. Я прокашлялся:
– Я считаю, ее надо принять.
– Нет! – Пол.
– А я считаю, ее надо выдрать хором и бросить на обочине. – Стив.
– Проголосуем, – предложил Бастер. Тут я встал:
– А чего тут голосовать? Она одна из нас. У нас тут что, братство монахов? Или общественная организация? Я даже не знаю, хочет ли она быть террористкой. Я не спросил. Но наверняка хочет. Каждый Незаметный этого хочет. – Я встряхнул головой. – Вот что: мы можем ей сказать, что ей не место в нашей компании – если мы решим быть такими мелочными и заносчивыми, но не нам решать, кто Незаметный, а кто нет. Ты либо Незаметный, либо нет. Она – да. И по-моему, этого достаточно, чтобы признать ее
